Елена Прудникова - Хрущев. Творцы террора. Страница 30

Интеллигентный, довольно симпатичный на вид следователь, вежливо поздоровавшись, предложил мне сесть.

— Что вы можете сказать о сотрудниках наркомата Петрове и Григорьеве (фамилии изменены. — Е. П.)?

— Отличные специалисты и честные, преданные делу партии, товарищу Сталину коммунисты, — не задумываясь ответил я. Речь ведь шла о двух моих самых близких друзьях, с которыми, как говорится, не один пуд соли был съеден…

— Вы уверены в этом? — спросил следователь, и в его голосе, как мне показалось, прозвучало явное разочарование.

— Абсолютно, ручаюсь за них так же, как и за себя.

— Тогда ознакомьтесь с этим документом, — и у меня в руках оказалось несколько листков бумаги.

Прочитав их, я похолодел. Это было заявление о "вредительской деятельности в наркомате Бенедиктова И. А." которую он осуществлял в течение нескольких лет "по заданию германской разведки' . Все, абсолютно все факты, перечисленные в документе, действительно имели место: и закупки в Германии непригодной для наших условий сельскохозяйственной техники, и ошибочные распоряжения и директивы, и игнорирование справедливых жалоб с мест, и даже отдельные высказывания, которые я делал в шутку в узком кругу, пытаясь поразить друзей своим остроумием…

Конечно, все происходило от моего незнания, неумения, недостатка опыта — какого-либо злого умысла, естественно, не было, да и не могло быть. Все эти факты, однако, были сгруппированы и истолкованы с таким дьявольским искусством и неопровержимой логикой, что я, мысленно поставив себя на место следователя, сразу же и безоговорочно поверил во "вредительские намерения Бенедиктова И. А.".

Но самый страшный удар ждал меня впереди: потрясенный чудовищной силой лжи, я не сразу обратил внимание на подписи тех, кто состряпал документ. Первая фамилия не удивляла — этот негодяй, впоследствии получивший тюремное заключение за клевету, писал доносы на многих в наркомате, так что серьезно к его писаниям уже никто не относился. Когда же я увидел фамилии, стоявшие на втором и третьем месте, то буквально оцепенел: это были подписи Петрова и Григорьева — людей, которых я считал самыми близкими друзьями, которым доверял целиком и полностью!

— Что вы можете сказать по поводу этого заявления? — спросил следователь, когда заметил, что я более-менее пришел в себя.

— Все факты, изложенные здесь, имели место, можете даже их не проверять. Но эти ошибки я совершал по незнанию, недостатку опыта. Рисковал в интересах дела, брал на себя ответственность там, где другие предпочитали сидеть сложа руки. Утверждения о сознательном вредительстве, о связях с германской разведкой — дикая ложь.

— Вы по-прежнему считаете Петрова и Григорьева честными коммунистами?

— Да, считаю и не могу понять, что вынудило их подписать эту фальшивку…

Понимать-то я уже начал, прокручивая в памяти отдельные, ставшие сразу же понятными нотки отчуждения, холодности и натянутости, появившиеся у моих друзей сразу после того, как я получил назначение на ключевой пост в наркомате… И Петров, и Григорьев, пожалуй, были специалистами посильнее меня, но исповедовали философию 'премудрых пескарей", подтрунивая подчас над моей инициативностью и жаждой быстрых изменений.

— Это хорошо, что вы не топите своих друзей, — сказал следователь после некоторого раздумья. — Так, увы, поступают далеко не все. Я, конечно, навел кое-какие справки о вас — они неплохие, человек вы неравнодушный, довольно способный. А вот о ваших друзьях — "честных коммунистах", отзываются плохо. Но и нас поймите, Иван Александрович: факты имели место, честность тех, кто обвиняет вас во вредительстве, сомнению вами не подвергается. Согласитесь: мы, чекисты, просто обязаны на все это прореагировать. Еще раз подумайте, все ли вы нам честно сказали. Понимаю, вам сейчас сложно, но и отчаиваться не надо — к определенному выводу мы пока не пришли, — сказал на прощанье следователь, пожав мне руку».

Таким вот способом сплошь и рядом решались самые разные «личные проблемы». Нет, на самом деле процесс реабилитации не доведен до конца, не доведен… Если бы после фразы «ни в чем не виновен» публиковали еще и доносы с именами доносчиков — вот это было бы чтение! Но для этого надо, чтобы то время стало для читателей «плюсквамперфектум» — «давно прошедшее». И кому это все тогда будет нужно?

…А вот три остальные составляющие заслуживают самого пристального внимания — именно их столкновение вызвало тот кровавый смерч, который с подачи Хрущева и называют «необоснованными репрессиями». Это неизбежное очищение общества перед войной, чекистская самодеятельность и групповая партийная борьба.

Глава 4

ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА?

Помните, господа: приказ, который может быть понят неправильно, обязательно будет понят неправильно.

Любое правительство накануне войны очищает страну от тех, кто может служить пособниками врагу — если, конечно, хочет победить, а не остаться в истории побежденным, зато в белых перчатках. А именно в то время стало окончательно ясно, что война не просто будет, а, вполне возможно, будет прямо сейчас.

…Начиная с 1917 и до 1933 года Советская Россия жила в состоянии войны или непосредственной угрозы войны. Годы «военной тревоги» идут один за одним: 1923-й, 1925-й, 1927-й, 1930-й, 1932-й… Лишь приход к власти Гитлера несколько разрядил международную обстановку вокруг нашей страны. Пока Западная Европа искала равновесие в изменившемся мире, можно было… нет, не расслабиться, а вздохнуть. Дух перевести. И попутно заняться некоторыми преобразованиями внутри государства и общества.

К 1936 году появились ощутимые признаки того, что передышка заканчивается. Германия успела нарастить мускулы, обрела определенную мощь и принялась задумываться: с кем в первую очередь сцепиться? С одной стороны, неплохо бы отомстить французам и англичанам за Веймар. С другой — перед тем как идти на Западную Европу, хорошо было бы укрепить базы снабжения, захватив Украину (хлеб) и Кавказ (нефть). Тем более что для наступления на восток имелся потенциальный союзник — Польша, которая с маниакальным упорством вот уже много веков вела антирусскую политику и готова была ради победы над Россией вступить в союз не то что с Германией, а, невзирая на свое католичество, наверное, и с самим чертом. К 1936 году поляки стали уже открыто предлагать немцам совместную войну против Советского Союза. Теперь, много лет спустя, нам известно, что немцы не смогли преодолеть естественного отвращения к полякам и предпочли начать войну как раз с них. Но в 1936 году этого никто еще не мог знать!