Валерий Перевозчиков - Правда смертного часа. Посмертная судьба. Страница 30

— Нет, я чувствую — что-то случилось!

Это его провидение потрясло меня…»

18 или 19 мая. Оксана: «И когда, после похорон отца, я в первый раз вошла в свою квартиру, тут же раздался звонок:

— Наконец я тебя поймал! Что случилось?

Я чувствую, что он сам в какой-то панике, но не могу врать… У меня льются слезы, комок в горле…

— Володя, ты знаешь, умер мой папа. Я только что его похоронила.

Он сказал:

— Все. Завтра я буду в Москве.

И Володя прилетел, пробыл в Москве одни сутки и улетел в Польшу. Это было 18 или 19 мая».

Оксана ошибается, В.В. прилетел в Москву 22 мая. 20 мая В. Янклович звонит в Париж (значит, Высоцкий уже вышел из больницы) и вот по какому поводу:

«Я передавал ему ампулы — через командира самолета «Аэрофлота», который летал в Париж… Это было до приезда в Москву. Передавал в пузырьках от сердечных капель. Ездил к этому летчику, даже дом запомнил…»

Если Янклович передает «лекарство» в мае 80-го — вполне возможно и раньше Высоцкий пользовался этим каналом…

Золотухин записывает в дневнике, уже после смерти В. В.:

«Люди рисковали, вернее, не подозревали пилоты наши, что в бутылочках из-под облепихового масла они привозили ему наркотик».

То есть лечение в клинике Шарантон— очень кратковременное — не помогло. Потребность в наркотиках осталась. Возможно, Марина Влади — она дает согласие на выписку из клиники — упускает реальный шанс помочь мужу вырваться из круга болезни, покончить с наркотиками. Но пришлось бы отменять еще два спектакля в Польше…

Приведем мнение — мнение, разумеется, субъективное — Аллы Демидовой:

«Володя тогда мог умереть каждую секунду. («Гамлет» в Марселе— спектакль, известный по многочисленным воспоминаниям.) Это знали мы. Это знала его жена. Это знал он сам — и выходил на сцену. И мы не знали, чем и когда кончится этот спектакль. Тогда он, слава Богу, кончился благополучно.

Можно было бы заменить спектакль? Отменить его вовсе? Можно. Не сыграть его в июне (мае. — В. П.) 1980-го в Польше? Не играть 13 и 18 июля — перед самой смертью? Можно. Но мы были бы другие. А Высоцкий не был бы Высоцким».

22 мая Высоцкий вылетает из Парижа в Москву, его провожает Михаил Шемякин:

«Никогда не забуду, как я видел Володю в последний раз. Была весна, он только что вышел из психиатрической больницы, французской… Я его обнял — я собирался в Грецию, он уезжал обратно в Москву…

— Володька, — говорю, — вот ты видишь, корабли плывут, деревья там… Кто-то гудит: у-у-у… Давай назло всем — люди ждут нашей смерти — многие… И ты доставишь им радость. А давай назло! Вдруг возьмем и выживем! Ну смотри — цветут деревья, Париж, Риволи, Лувр рядом! Вовка, давай выживем, а?!

А у него уже такая странная-странная печать смерти в глазах, он меня обнял и сказал:

— Мишенька, попробуем!

Сел в такси, помахал мне рукой из машины, а я смотрел на него и думал: «В последний раз я его вижу или еще нет?» И оказалось — в этой жизни — именно в последний раз. Я улетел в Грецию, и больше — никогда…»

Когда Шемякин вернулся из Греции, на своем письменном столе он нашел стихотворение «Как зайдешь в бистро-столовку…», заканчивающееся словами:

Мишка! Милый! Брат мой Мишка!Разрази нас гром! —Поживем еще, братишка,Pogiviom!

Итак, 22 мая Высоцкий прилетел в Москву. Оксана: «Он прилетел, а утром улетел в Польшу. Все это время он провел со мной…

О чем говорили? Такая была ситуация, что не до разговоров…»

В. Янклович: «Между Парижем и Польшей Володя на один день прилетел в Москву. Повидал Оксану, сделал свои дела — и улетел…»

Дата вылета В.В. из Москвы — 23 мая. Н. М. Высоцкая (в передаче Э. Рязанова «Четыре вечера с Владимиром Высоцким»): «Я сама пыталась узнать, что это за билет… И определила. Значит, здесь так: Москва — Варшава — Москва, 23 мая 1980 года. Я думаю, это неиспользованный билет на гастроли в Польшу в 80-м году».

С 23 по 30 мая Высоцкий в Польше. Д. Ольбрыхский: «Он прилетел прямо из Парижа(?) уже в очень плохом состоянии. До конца не было известно, приедет ли он вообще. Собирались даже отменить «Гамлета», а «Добрый человек из Сезуана» должен был играть его дублер. Но я упросил Марину погрузить Володю в самолет, чтобы он все-таки приехал».

Судя по воспоминаниям Ольбрыхского («Поминая Владимира Высоцкого»), в этот приезд он мало общался с В. В…. И вряд ли его разговор с Мариной сыграл решающую роль в приезде Высоцкого в Варшаву. Но тем не менее его свидетельства очень важны — в Варшаве Высоцкий практически ни с кем не общался… Тем более что здесь же он поссорился с одним из своих друзей — актером Театра на Таганке.

26 мая — «Добрый человек из Сезуана».

В.Золотухин: «Приехал Володя и великолепно играл. Спектакль имеет совершенно иной уровень с его участием. Не шибко здоров мастер, но… Хочется, чтобы он выдюжил два самых ответственных «Гамлета». Этими спектаклями мы закрываем фестиваль «Варшавские встречи».

27 мая — «Гамлет».

Д. Межевич: «Володя появился под конец гастролей… Пробыл в Варшаве дня четыре, отыграл «Гамлета» и два раза— «Доброго…» Жил он в гостинице. Помню, за кулисы к нему приходил пообщаться Ольбрыхский. Куда Володя уехал потом — не помню».

Д. Ольбрыхский: «Мы наконец могли увидеть его в самой знаменитой роли. Это был очень уставший человек, но играл он феноменально. Без единого лишнего жеста, гримасы. Он был абсолютно сосредоточен на смысле шекспировского шедевра и на том, что он самолично вносил в этот спектакль. К сожалению, он был не в состоянии продемонстрировать все свои актерские возможности и те возможности, которые дает эта роль. Заметно экономил силы, чтобы выдержать до конца. Высоцкий — блистательный актер — использовал свое состояние с максимальной точностью и чистотой. Это была борьба и одновременно бег наперегонки с собственной жизнью. Чтобы успеть. Как те кони из его знаменитой песни…»

28 мая — второй спектакль «Гамлет».

В. Золотухин: «Смотрел второго «Гамлета»: не понравилось. Не могут эти люди играть такую литературу, такую образность, поэзию… Вовка еще как-то выкручивается, хорошо-грубо-зримо текст доносит…»

Д. Ольбрыхский «Он из последних сил хватался за край, зубами… Это дало невероятный результат. Особенно для меня, друга, это было потрясающее переживание. Вместе с ним я напрягал все силы и поэтому не помню подробностей его игры. Особое внимание я обратил лишь на то, как Володя произносил самый знаменитый и, как говорят, самый важный монолог «Быть иль не быть», который в действительности стал таковым лишь в XIX веке (могу указать в «Гамлете» ряд других фрагментов, более существенных и важных, чем проблема «быть иль не быть», между тем именно она сделала карьеру).