Елена Вайцеховская - Слезы на льду Страница 30

С одной стороны, все востребованы, у всех есть дома, машины, дети учатся в хороших школах. С другой – есть определенные правила. Ученику должен нравиться твой стиль работы, на него нельзя излишне давить. Ни один родитель не приведет ребенка к тренеру, если от того попахивает вином или сигаретой. Конечно, тут другая работа. Не все гонятся за результатом. Девяносто процентов хотят научиться каким-то элементарным вещам. Приходят на каток точно так же, как ходят на языковые курсы или курсы по вязанию, кулинарии. Американский педагог тоже учит всему, что знает сам. Насколько хорошо при этом ученик воспринимает материал – не его вопрос. У нас же, когда мы работаем со своими, все вопросы – наши. Посмотрите, как работает Майя Усова: бегает по льду быстрее, чем ее студенты. И возится с каждым до самозабвения. Они ее обожают. В летнем лагере ходили за ней гуськом, висели на ней гроздьями. Это ведь тоже тренерское счастье.

Раньше ведущие русские тренеры всегда приезжали в Америку со своими спортсменами. Конечно, сами спортсмены – те, кто зарабатывал, – за это платили. При этом, например, в Ньюарке, в университетском городке, где работала Линичук, фигуристам всегда было где жить, были талоны на питание. У нас этого нет. Поэтому я сама периодически ставлю кому-то программы. Мы же, если разобраться, избалованные тренеры: дома в прежние времена всегда работали в очень хороших условиях – лед с десяти утра до двух часов дня и с шести до десяти вечера. Здесь это невозможно. Будь ты Мишель Кван, Брайан Бойтано или Саша Коэн, лед заканчивается в три часа дня. Я не могу, например, заниматься постановками, когда на катке кто-то посторонний. Поэтому когда в свое время приезжала в Калифорнию, чтобы поставить программы Марине Климовой и Сергею Пономаренко, работали мы по ночам – с одиннадцати вечера до четырех утра. Днем разбирали поставленное накануне в зале, потом спали, а после этого снова шли «в ночное».

– Вы полностью зависите от руководства катка?

– Конечно. Мы имеем шесть часов бесплатного льда в день, в то время как любой американский ребенок, желающий просто покататься без тренера, платит десять долларов за сорок пять минут. За это даем два показательных выступления в год. Не думаю, что это окупает затраты на наше содержание здесь. Каждая заливка стоит пятьдесят долларов. Плюс электричество.

Здесь почти нет трибун. Но каждый день на каток приезжают больные или просто пожилые люди, которым трудно передвигаться по улице, и ходят вокруг площадки. Смотрят, как мы катаемся, – для них сделана специальная дорожка. То, что мы здесь работаем, привлекает людей. С другой стороны, нам в любой момент могут сказать, что договор закончен…

Уезжая из Симсбери в Москву, я думала о том, что русские тренеры в Америке на самом деле давно уже перестали быть просто эмигрантами, приехавшими за океан в поисках лучшей жизни. И что их история – это уже история фигурного катания США. Из головы не шли слова Тарасовой, сказанные после того, как в 2003-м тренер впервые в жизни приехала вместе с Коэн на национальный чемпионат.

– Странно признаваться в пятьдесят пять лет, что я способна занервничать. Но… Там были сотни наших тренеров. Сотни. Это меня просто убило.

– Почему?

– Потому что все они очень хорошо работают. У многих ученики победили в самых разных категориях. Так, например, сын Лены Гараниной и Игоря Завозина выиграл в танцах. Дочка Саши Власова победила в одиночном катании и стала второй в парном. Прекрасные пары у Саши Зайцева. Не видела Лену Валову, но знаю, что и она работает замечательно. Сначала мне показалось, что вокруг непривычно много незнакомых тренеров. А уже со второго дня мне и в голову не приходило, что я – в Америке. Все говорят по-русски. Вся наша молодежь, процентов девяносто тех, кто проходил через мои руки или перед моими глазами в России, – там. В том числе и те, кто уехал раньше, – Игорь Шпильбанд, Марина Зуева, Рашид Кадыркаев, Люся Квитченко… Все лезут из кожи вон, чтобы пробиться, и тем самым сильно поднимают уровень американского фигурного катания в целом.

А самое страшное, что в отличие от нас, людей старшего поколения – тех, кто уехал в Америку на время, из-за того что лишь там были нормальные условия для подготовки своих же, российских спортсменов, – молодые уже не вернутся…

Глава 7

ЖИЗНЬ ПО БИЗНЕС-ПЛАНУ

10 января 1996 года на редакционный факс пришла коротенькая заметка из Риги:

Вчера во время тренировки была тяжело травмирована латышская фигуристка Елена Бережная. При выполнении параллельного вращения партнер – Олег Шляхов – пробил ей височную часть головы лезвием своего конька. Фигуристку срочно доставили в больницу. Врачи оценивают ее состояние как крайне тяжелое…

К тому времени Бережная и Шляхов успели прекрасно себя зарекомендовать. Впервые появившись на взрослом льду в 1995-м, показали одну из сложнейших с технической точки зрения программ, на чемпионате Европы в Дортмунде и мировом первенстве в Бирмингеме обошли даже двукратных чемпионов мира среди юниоров, россиян Марию Петрову и Антона Сихарулидзе. Примерно тогда же стало известно, что на латышскую пару «положила глаз» Тамара Москвина. В то время в ее группе готовились к Олимпийским играм Оксана Казакова и Артур Дмитриев, и тренеру позарез нужна была пара, способная обеспечить уже имеющимся ученикам достойный спарринг.

Когда случилась трагедия, Москвина немедленно вылетела в Ригу. А чуть позже, на чемпионате Европы в Софии, сдержанно поведала мне, что операция Бережной прошла успешно, но состояние по-прежнему остается тяжелым: из-за того что конек повредил оболочку мозга, у Лены нарушена речь. Тогда же Москвина сказала: «Думаю, Лена сможет кататься. Несколько лет назад подобная травма случилась у немецкой фигуристки Мэнди Ветцель. Она ведь вернулась в спорт!»

Бережная росла и воспитывалась в Невинномысске. Ее мама одна растила сначала троих собственных детей, потом, после трагедии в семье родного брата, взяла к себе еще трех племянников – оформила опекунство. Из всей шестерки Лена была, пожалуй, наиболее самостоятельной.

Ничего удивительного, впрочем, в этом не было. Ради того, чтобы кататься и выступать, она уехала из дома в 13 лет. Приезжала в гости к родным лишь в отпуск, когда заканчивались сезоны. Когда произошло несчастье, первыми об этом узнали, естественно, тренеры и фигуристы. В Невинномысск позвонили позже, когда Бережная была уже в больнице.

– Мне сразу не сказали, что случилось на самом деле, – вспоминала мама фигуристки. – Сообщили только, что Лена упала на тренировке, что у нее сотрясение мозга и кому-то из родных было бы лучше приехать в Ригу – там Лена была на сборе перед чемпионатом Европы. Пока я летела в самолете, вообще не думала о том, будет Лена продолжать кататься или нет. Когда же попала в реанимационное отделение и увидела, в каком состоянии мой ребенок, то и вовсе обо всем забыла. Молила Бога, чтобы дочка выжила, не осталась калекой. Но когда она пришла в себя, то первое, о чем я ей сказала, что она обязательно снова вернется в спорт. А что еще я могла сделать? Человек ведь, когда находится на грани жизни и смерти, цепляется за самое дорогое, что у него есть. У Лены было только фигурное катание. Естественно, врачи и слышать не хотели об этом. Но как только Лена стала чувствовать себя получше, мы с Тамарой Николаевной просто украли ее из больницы и увезли в Питер…