Николай Задонский - Денис Давыдов (Историческая хроника) Страница 30

Шинель, застегнутая у горла на одну пуговицу, раздувалась от ветра. Один из преследователей, желая, может статься, забрать русского офицера живым, ухватился за край шинели, но пуговица оторвалась и… шинель осталась в руках у француза. А Денис, не различая дороги, продолжал мчаться по опушке леса, где его подстерегала новая опасность: в этой местности, под снегом, лежала непроходимая топь. Сзади опять прозвучали выстрелы, и вдруг лошадь со всего маху провалилась в трясину, затем перевернулась на бок и, вздрогнув всем телом, издохла. Еще секунда, другая – и смерть или плен были бы участью Дениса. Но в этот момент из лесу с криком вылетел казачий разъезд, посланный Юрковским для наблюдения за неприятелем. Французы повернули обратно. Дениса в самом жалком виде, без шинели, грязного, в крови, казаки доставили к Юрковскому.

– О, мати господа! – воскликнул тот. – Да как же вас угораздило?

Денис рассказал обо всем, умолчав лишь про свои грандиозные замыслы. Они казались ему уже смешными. Юрковский дал лошадь из-под убитого гусара. Багратион, пожурив за опрометчивость, подарил бурку. И даже представил к награждению за схватку с неприятельскими фланкерами13.

III

26 января утром, пройдя небольшой прусский городок Прейсиш-Эйлау, русская армия стала занимать позиции, избранные Беннигсеном для генерального сражения. Войска развертывались небольшим полукругом на холмистой равнине, лицом к городу, между селениями Шлодитен (правый фланг) и Серпаллен (левый фланг). Главная квартира переместилась на мызу Ауклапен, расположенную прямо за центром войск.

Пока производились спешные приготовления к сражению, арьергард Багратиона, сдерживая усиливающийся натиск французов, медленно, с боями, отступал по большой дороге, приближаясь к Прейсиш-Эйлау. На случай прорыва неприятельских войск город, занятый пехотой Барклая, подошедшего сюда несколько раньше, готовился к обороне.

Получив приказ держаться весь день, чтобы дать возможность устроить армию, Багратион и Барклай хорошо понимали, как трудно этот приказ выполнить. Французскими войсками, имевшими большой численный перевес над всей русской армией, командовал сам Бонапарт. С ним были лучшие его, прославленные многими победами маршалы. Что могли сделать слабые арьергардные части, теснимые конницей Мюрата, корпусами Сульта и Ожеро, за которыми следовал с гвардией Бонапарт?

И все же, мужественно исполняя свой долг, Багратион и Барклай не помышляли ретироваться раньше времени.

Багратион не спал уже четвертые сутки. Под неприятельским огнем он держал себя совершенно спокойно. На лице ни тени волнения. Он даже шутил более обыкновенного, что делал всегда в минуты опасности.

Адъютантам князя тоже отдыхать не приходилось. Обязанности, возлагаемые на них, состояли главным образом в передаче приказов командирам отдельных частей арьергарда и поддержке постоянной связи с главной квартирой. Эти два вида деятельности различались между собой довольно резко. От адъютанта, скакавшего под огнем на передовую позицию, требовались прежде всего решительность, мужество. Адъютант, направлявшийся в главную квартиру, должен был обладать известными дипломатическими способностями. Не так-то просто добиться в штабе Беннигсена быстрого исполнения какой-нибудь просьбы!

Багратион чаще всего посылал в главную квартиру Грабовского и Офросимова, весьма искусных в тонком обращении со штабным начальством. Что же касается Дениса, то князь, быстро оценивший его старательность, инициативность, отвагу, побаивался, как бы излишняя горячность молодого адъютанта не привела в штабе к неприятным столкновениям.

Поэтому, к великому удовольствию самого Дениса, ему больше всех приходилось ездить к Маркову, Юрковскому, Ермолову и другим командирам частей, находившихся на передовой линии.

… Пушки ермоловской батареи грохотали беспрерывно, осыпая картечью наступающую густыми колоннами пехоту маршала Сульта.

В полдень, когда атаки французов особенно усилились, Денис поскакал к Ермолову с приказанием передвинуть орудия несколько в сторону, на возвышенный берег Тенкнитенского озера, расположенного в какой-нибудь версте от города.

Состояние ермоловской батареи было незавидное. В пороховом дыму, застилавшем окрестность, Денис разглядел несколько разбитых орудий, повсюду разбросанные трупы людей и лошадей. Земля была изрыта ядрами, залетавшими сюда все чаще и чаще. Добрая половина орудийной прислуги выведена из строя. И все же никакой растерянности на лицах оставшихся в живых не замечалось. Солдаты подносили снаряды и заряжали орудия с таким видом, будто в обычных условиях выполняли привычную работу. А в пехотном батальоне, стоявшем позади батарей, даже посмеивались:

– Чего хранцы горячку порют? Ермолов за себя постоит…

Сам Алексей Петрович, весь в пороховой копоти, быстро переходил от одного орудия к другому, охрипшим голосом приказывал:

– Жарьте картечью! Быстрее поворачивайтесь, ребята! Еще разок картечь!

На батарее, вынырнув откуда-то сзади, появился рослый, широкоплечий солдат, шея которого была обмотана бинтами. Заметив солдата, Ермолов сдвинул брови, шагнул к нему.

– Ты зачем сюда, Кравчук? Кто позволил?

– Раны мой пустяшными оказались, ваше высокоблагородие, – отозвался солдат, – ничего мне не сделается…

– А лекарь что сказал?

– Они, известно… обождать велели… – невнятно пробормотал Кравчук и, быстро преодолев смущение, с неожиданной силой продолжил: – Душа-то сильнее ран болит, ваше высокоблагородие… Я пятнадцать годов в солдатах. В суворовских походах бывал, понимаю, что делается… Их, – он кивнул в сторону французов, – коли тут не окоротить, они и до России дойти могут… Не за тридевять земель граница наша! Как в лазарете валяться, ваше высокоблагородие?.. Дозвольте к орудию стать…

– Ладно, становись, что с тобой поделаешь! – махнув рукой, сказал Ермолов.

И, подойдя к Денису, вытирая рукавом шинели лицо, сказал:

– Вот они, солдаты российские, брат Денис! Кравчука сегодня утром осколками сильно задело. Поранило и грудь и шею. Другой бы, пользуясь случаем, недели две из лазарета не вышел, а этот сделал перевязку да сюда… Орел! А доводы каковы? Слышал?

– Суворовской закалки, почтеннейший брат…

Денис не договорил фразы. Над батареей низко, со свистом пронеслось ядро. Следом другое, третье. Ермолов проводил их равнодушным взглядом, вздохнул:

– Да… Тяжело у нас… Три атаки французов отбили, а они снова лезут как окаянные! Ну, а ты с чем пожаловал?

Денис сообщил приказ. Ермолов ответил:

– Передай, через час там буду… Да скажи князю, что лед на озере замерз крепко, кавалерию бы в обход по озеру пустить… Эх, да ведь не выпросишь, пожалуй, у наших немцев! – махнув рукой, с досадой добавил он. – Они теперь диспозициями заняты, им на нас наплевать… Ну, прощай, некогда!