Георгий Иванов - Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов Страница 30

Видите, какой у меня вырвался экспромт. Думаю, что для Терапиано это были бы прямо эпохальные строки. Не согласны? Кроме шуток. Одним словом — «инцидент исперчен».[363] И не забывайте «Нью Ревью»,[364] как оно не забывает Вас. Привет И. В.

Дружески Ваш

Роман Гуль.

59. Георгий Иванов - Роману Гулю <Февраль 1955>. Йер.

<Февраль 1955>

«Beau-Sejour»

HYERES. Av. du XV Corps

(VAR) [365]

Дорогой Роман Борисович,

На этот раз я не ответил сразу на Ваше милое письмо только потому, что оно пришло в разгар нашего отъезда. Хлопот и беспокойств было столько, что до сих пор не можем опомниться. Но, наконец, дело сделано и мы на юге: солнце, море и бесплатная крыша над головой. Очень рассчитываю, что очухаюсь здесь после парижской жизни, бывшей в последнее время, мягко выражаясь — непереносимой…

Хорошо. Все-таки я еще только начинаю двигать руками и ногами, так что не судите строго это первое послание. Не хочу откладывать. Во-первых, я, по-видимому, так и не спросил — в беспамятстве — чем Вы были больны? И прошло ли теперь? И, конечно, искренне извиниться (потому что, сами должны это знать, несмотря на наши глупые стычки, что я — мы оба — Ваши настоящие друзья и не сомневаемся — фактами подтверждено — в «взаимности» с Вашей стороны) — что писал Вам так, когда Вы хворали. Но passons*: «если надо объяснять, не надо объяснять»[366] — Вам что — что, «объяснять» вообще не надо. Тоже знаете сами.

Последним парижским впечатлением, кроме грязи, слякоти, денег, билетов третьего класса (до 1945 года больше пользовались слипингами![367]) были судороги заново возрожденного «Возрожденья». Чорт знает что. Яконовский, без преувеличения, спятил[368]. Новая редакция — Мейер — желающая делать, вместо раешника, который завела яконовщина — решили «создать» «образцовый» ежемесячник — fine fleur** российской культуры. Но с негодными, сами понимаете, средствами. Вроде как отштукатурить спешно кабак под мрамор и обозвать Зимним Дворцом. И, по размышлении, и довольно коротком, мы оба позволили себе роскошь отказаться от лестного предложения вернуться с почетом и даже с авансами, что для Гукасьяна почти невероятно. И очень рады, что могли себе эту роскошь позволить. Если бы не уезжали сюда на подножный корм — конечно, взяли бы с наслаждением авансы и уселись бы в возрожденную — дурацко-черносотенную лужу. Черносотенную еще ничего, но идиотскую, хамскую, где и ничего не забыли, но и никогда ничему неучились[369]. Но если бы не отъезд и «крыша» — то, возможно, не то что «Возрождение», но и о Бурове бы новый фельетончик написал бы. И никакого бы стыда не испытывал. Хоть и пишу стихи о смерти, а дохнуть не хочется.

Стихи я Вам пошлю. Пошлю — и скорее, чем Вы можете думать, — и те воспоминания, о которых условливались когда– то в незапамятные монморансийские времена. Так что, пожалуйста, имейте меня в виду в смысле места. Через недельки три-четыре получите первую и довольно толстую порцию. Ведь я тогда же много написал, но перебелить черновика просто физически не мог. Теперь другое дело. Ну, рецензия об антологии, я думаю, погибла для вечности[370]. Мог бы и ее восстановить. Или лучше, думаю, плюнуть на нее. Да рецензия. Где же книжка «Нового Журнала» со знаменитой статьей о «Надежде»[371]? Уж будьте душкой, если еще не послали нам книжки Н. Ж. — бахните ее par avion. Также сообщите адрес и имя отчество Юрасова, чтобы поблагодарить. Ульяновскую статью тоже ждем прочесть[372]. Наверное, как всегда: поражаешься, даже когда не согласен.

Так же Сазонова. Надо ли ей посылать книги. Сюда я не привез ни «Атома», ни «Портрета без сходства», а других у меня просто нет. Не может ли она обойтись книгами, взятыми у кого-нибудь на месте. «Атом», кстати, да еще со статьей о нем Зинаиды Гиппиус, лестной свыше меры, я послал давно, по его просьбе, Завалишину. Пусть Сазонова возьмет у него. Как бы там ни было, убедите ее, что моя вялая реакция на ее желание написать обо мне — объясняется и оправдывается не невнимательностью, а совершенной затравленностью последних месяцев моего парижского бытия. Ну, надеюсь, Вы мне хоть кратко, но быстро ответите. Тогда и я напишу более толково и по существу. И. В. Вам очень дружески кланяется.

Ваш всегда Г. И.

*Не стоит говорить об этом, оставим (фр.).

 **Элита, изыск (фр.).

60. Роман Гуль - Георгию Иванову. 28 февраля 1955. <Нью-Йорк>.

28 февраля 1955

Дорогой маэстро,

Был очень рад получить от Вас письмо и еще больше -

Рад тому, что живете в Варе,Что играете на гитаре,Что бесплатен и стол, и кров,И от Вара далек Хрущев!

Но еще больше тому, что М. М. Карпович выхлопотал Вам прекрасную допомогу, которая докажет Вам, что жизнь прекрасна вообще, а в Варе в частности. Я не ответил Вам быстро, ибо я очень занят, так занят, как Вы никогда не были заняты в жизни. Хотя, может быть, в те времена, когда Вы в желтой гостиной какого-то клена принимали какое-то общество — может быть, тогда Вы и бывали заняты, но не тем, чем занят я «на сегодня», как пишут в советских газетах. Нет, правда, без шуток. Очень занят и очень устал. Кстати, с мюнхенской станции «Освобождение» пойдет мой скрипт,[373] кот<орый> я послал как-то недавно — о Вас, жуткий маэстро. Признаюсь — уточним — о Вас передавать в страну «победившего социализма», конечно, невозможно. Вы же развратитель пролетариатов, и можете их разложить... Но именно поэтому и оцените мою гениальность, как я подал Вас — я передал небольшой отрывок о Мандельштаме из «Петербургских зим», предпослав рекламное (Вам) предисловие: «друг Анны Ахматовы и Николая Гумилева, Георгий Иванов по справедливости считается лучшим русским поэтом за рубежом». Хорошо? Надо бы лучше — да некуда. Дальше уже — не пускают. И славу Вам даем, и деньги, и все, что хотите, а Вы все нас презираете, и только, как Петр Ильич Чайковский с бедной этой (как ее) Марфы Елпидифоровны фон Мек [374] — все требуете кругленьких и кругленьких... А наши-то труды — без оных ведь? Это грустно. Хорошо всегда, когда за эпистолярным стилем стоит эта возможность получения кругленьких — и стиль становится резвее. Нихт вар?* Это Вам не Вар (просто).

Кстати, где же Вы? В русском (публичном?) доме? Нет. прав да, напишите, это, вероятно, детище Роговского? [375] Одно время детище было красноватым, теперь, наверное — не так уж чтобы.