Вера Лещенко - Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго Страница 30

Но дальше я никого не замечала, кроме тебя. Я была на сцене, рядом с тобой. И мне казалось, что в зале, да что в зале – во Вселенной мы одни. Закончилась песня. Последний аккорд прозвучал. Лишь аплодисменты вернули меня в действительность. А ты, уже без оркестра, под гитару повторил последние строчки. Как жаль, что этого романса не сохранилось в записи. Как жаль…

Потом звучали знакомые и незнакомые романсы, танго, шуточные песни.

Я не раз пыталась вспомнить, кто вел концерт в тот вечер. Не смогла. Только тебя помню. Ты очень легко двигался, голос прекрасно звучал. Как жаль, что Сокольский тебя не слышал в тот вечер. Он бы больше не переживал, что голос твой слаб. Первое отделение заканчивалось «Чубчиком». В последнем куплете ты заменил слова «Сибирь ведь тоже русская земля» на «Сибирь ведь будет вольная земля». Завершил «Чубчик» своим любимым очень эффектным танцевальным пируэтом-вертушкой. И застыл в луче света и шквале аплодисментов.

Что творилось в зале! К сцене ринулись зрители с цветами, очень скоро образовалась очередь. Почти два часа длилось первое отделение. Ты не устал, ты улыбался. Ты был счастлив – первый концерт на родной земле. И такой триумф!

Ты приехал за месяц до концерта, жил в гостинице «Бристоль», репетировал с музыкантами в театре, гулял по городу. Многих, с кем пересеклись твои дороги в Одессе, успел очаровать. Уже всем было известно, что ты раздавал деньги голодным мальчишкам на улице, что ты говоришь «по-одесски», что знаешь Одессу и любишь ее. Говорили, что бываешь в церкви, которая открылась в дни оккупации. Какие-то невероятные истории придумывались о тебе, но все фантазии были со знаком плюс. В Одессе можно маленький, незаметный поступок совершить, но если он понравится, то человек обречен на успех. Тебя Одесса приняла еще до концерта. И ты был обречен на удачу. В тот вечер одесситы еще раз это подтвердили.

В антракте я осталась в ложе, ты зашел уже в концертном костюме для второго отделения. Был одет в английском стиле: черные атласные брюки, белая рубашка, бабочка, черный смокинг:

– Вам понравилось, Веронька?

– Не знаю, разве могло быть иначе? Я слышала, что вы мировая звезда, но что к этой звезде можно прикоснуться и не обжечься, не ожидала. Я так многому у вас научилась за эти часы. Спасибо вам!

– Что вы, родная, вам спасибо, что уважили.

– Я могу нос задрать, если будете так говорить.

– Это как? Покажите. Может, мне понравится. Я вас очень прошу, после концерта зайдите за кулисы или здесь подождите меня. Только не убегайте. Дождитесь. Обещаете?

– Да, постараюсь.

И во втором отделении были несмолкаемые овации после каждого номера, было очень много цветов. Мне казалось, в городе скупили все цветы. Были песни, которые я услышала впервые, даже на репетиции их не было. Очень понравилась «Ты и эта гитара», любимая мною по сей день:

Как и эта гитара —Неразлучная пара.Пусть никто не узнает,Что на сердце ты одна.

Второе отделение длилось дольше, около трех часов. Праздник закончился, но зрители не хотели расходиться. Цветы. Автографы. Когда публика подхватила тебя на руки и понесла через весь зал к выходу, я поняла, что домой я отправлюсь в одиночестве. И я сбежала. Каюсь.

Шла домой и ревела. Чувствовала себя несчастной, брошенной. Понимала, что сердечко мое там, с тобой осталось. Как жить дальше без тебя, представить не могла. Опять потекут грустные и одинокие будни. Мама меня ждала. Стала утешать: «Радуйся, милая, тебе пел сам Лещенко. Пойди умойся, а то тушь потекла. Рева».

Холодная водичка не только тушь и слезы смыла, но и немного взбодрила.

Вернулась к маме, она сидела в гостиной за столом. На сладкое – горсть семечек на блюдечке. Не могу сказать, что в доме пусто было. Мама умудрялась из продуктов, которые я приносила, что-то приготовить, но без «баловства». Сидим в темноте, электричества-то не было с начала войны. Братишка Толечка в своей комнате. Я маме рассказываю о концерте:

– Мамочка, родная! Его на руках унесли, он теперь и не вспомнит меня. Мне кажется, он сам не ожидал такого. Сидят сейчас в ресторане отмечают, не до меня ему… Мама, какие у него глаза красивые. На афишах не разглядеть. Мама…

И вот так, прерываясь на: «Мама, ах, мама! Ты не поверишь…» – я заново проживала тот концерт. Далеко за полночь раздался стук в дверь… Проверка очередная? Нет, проверяющие иначе стучат. Скорее всего, кто-то из своих. Толик пошел дверь открывать, зовет меня. Выхожу. Даже в полутьме тебя сразу узнала:

– Вы? Здесь?

А ты стоишь, улыбаешься – с цветами, какими-то кульками:

– Нашел я вас, моя дорогая принцесса. Сейчас будем примерять хрустальную туфельку. Обманули. Не дождались. Нехорошо.

– Ну, не знаю, я подумала, что вам не до меня. Вот и ушла.

– За меня думать не надо. Прощу вас, если впустите в дом и познакомите со своими родными. Договорились?

– Познакомлю. Конечно. Но чтобы вы знали, Петр Константинович, «Золушка» не самая любимая моя сказка. Туфельку примерять не буду. Моя мама…

– Анастасия Пантелеймоновна, – продолжил ты, подошел к маме, обнял и поцеловал ее. Потом Толика обнял: – А это Анатолий Белоусов, ваша охрана. Я прав?

Вручаешь мне цветы, Толику – кульки. Я пытаюсь выяснить:

– Откуда вы все знаете? Как нашли нас?

– Мир не без добрых людей.

Тут мама всполошилась, провела дорогого гостя в гостиную:

– Петр Константинович, мы с сестрой вас слушали по болгарскому радио. Но там ваших песен мало. «Чубчик» часто крутят. Еще «Марусечку». Когда вы пришли, Верочка мне рассказывала о вашем концерте. Я так рада, что наши вас приняли хорошо.

– Моя дорогая, я тоже всегда был ваш. Сегодня почувствовал, что не я один так считаю. Всю ночь бы пел для своих. Как дальше – посмотрим. Строю планы. От политики бегу, а она за мной. На пятки наступает. Никак не уйти.

– Нам вас не разрешают слушать. Что уж вы там натворили? Покаялись бы – и домой.

– Нет моей вины. Каяться должен тот, кто виноват. Не грешил я против своих родных людей. Что с того, что где-то жил, я так и остался русским Петей.

Я в тот момент цветами занималась, не участвовала в разговоре. Букет меня очаровал, такой неожиданный – из белых садовых ромашек и темно-вишневых роз. Богатое сочетание, не оторвать взгляда. Но твои слова меня зацепили, хотела спросить, что все же случилось, почему тебя запрещают? Вопросы эти готовы были с языка сорваться, но увидела твое лицо и промолчала. Тема явно для тебя очень больная. Подсела к вам с мамой. Толик кульки на стол сложил и ушел к себе. Я хотела их убрать, но ты попросил достать содержимое. В пакетах я обнаружила печенье, кофе, шоколад – целое состояние. Тебе вдруг стало неловко: