Павел Фокин - Чехов без глянца Страница 30

И мне всегда казалось, что к отцу он относился без той теплоты, которая согревала его отношения к матери, сестре и братьям. Особенно же к матери, которая при таганрогском главенстве Павла Егоро­вича едва ли имела в семье тот голос, на какой име­ла право. Теперь, когда главой семьи сделался А. П., она получила этот голос.

ладимир Иванович Немирович-Данченко:

Я не знаю точно, какое отношение было у А. П. к отцу, но вот что раз он сказал мне <...>: — Знаешь, я никогда не мог простить отцу, что он меня в детстве сек.

А к матери у него было самое нежное отношение. Его заботливость доходила до того, что, куда бы

он ни уезжал, он писал ей каждый день хоть две строчки. Это не мешало ему подшучивать над ее религиозностью. Он вдруг спросит:

— Мамаша, а что, монахи кальсоны носят?

— Ну, опять! Антоша вечно такое скажет!.. — Она говорила мягким, приятным, низким голосом, очень тихо.

И вся она была тихая, мягкая, необыкновенно приятная.

Федор Федорович Фидлер. Со слов А. М. Федорова. Из дневника:

20 октября 1905. Чехов был очень привязан к своей матери (a em, в свою очередь, обожали все члены се­мьи). Однако он подтрунивал над ее стремлением ве­сти аскетическую жизнь и убеждал, что надо гово­рить «леригия», а не «религия». Застав ее однажды за чтением, он сказал: «Оставьте Вы, наконец, Че- тьи-Минеи и почитайте лучше знамени-итого пи­сателя Антона Чехова!..»

Владимир Иванович Немирович-Данченко:

Очень заботился о том, чтобы после его смерти мать и сестра были обеспечены.

Жилище

Дом в Москве, на Садовой-Кудринской, 6

Александр Семенович Лазарев:

Я познакомился с Чеховым, когда он жил на Куд­ринской-Садовой в доме д-ра Корнеева, в ориги­нальном, как рассказы Чехова, флигельке, похо­жем на маленький замок; хорошо помню полукруг­лые окна, выходившие на Садовую, в форме башен. Квартира была расположена в двух этажах. Во вто­ром этаже жили мать, отец и сестра Чехова, внизу был большой кабинет писателя и две спальни — его и брата Михаила, студента, кончавшего юридичес­кий факультет.

Михаил Павлович Чехов:

В нижнем этаже помещались кабинет и спаль­ня брата, моя комната, парадная лестница, кухня и две комнаты для прислуг. В верхнем — гостиная, комнаты сестры и матери, столовая и еще одна комната с большим фонарем. На моей обязаннос­ти лежало зажигать в спальне у Антона на ночь лампаду, так как он часто просыпался и не любил темноты. Нас отделяла друг от друга тонкая пере­городка, и мы подолгу разговаривали через нее на разные темы, когда просыпались среди ночи и не спали. 147

Александр Семенович Лазарев:

Из нижнего в верхний этаж вела красивая чугун Him лестница с широкой площадкой на повороте, на ко­торой лежало отличное чучело волка. В большой комнате верхнего этажа, расположенной над каби­нетом Чехова, я помню пианино, аквариум, наряд­ную мебель и большую картину Николая Чехова, талантливо начатую, но заброшенную и не кончен­ную им. <...>

В кабинете Чехова близ входа в его спальню от­крытые полки с книгами тянулись от пола до по­толка. Это была библиотека Чехова, составившая­ся по преимуществу с помощью покупок на старой московской Сухаревке, положившей начало биб­лиотекам многих московских писателей и журна­листов. <...>

Книг в библиотеке Чехова жалось друт к другу нема­ло, быть может до тысячи и даже значительно боль­ше; все они имели очень зачитанный вид; здесь были старые, разрозненные толстые журналы, от­дельные томики разных авторов, имевших некото­рое влияние на творчество Чехова; покупалось все это в разное время, понемножку, при получении из редакций более крупного гонорара или аванса; пол­ные собрания сочинений в те времена стоили доро­го, и на них у Чехова не хватало денег. Да и помеще­ние ранее не позволяло особенно шириться его библиотеке.

Дом в Мелихове

Владимир Иванович Немирович-Данченко:

Мелихово —это длинный одноэтажный дом. на не­большом фундаменте, не очень большой сад. не длинная, но красивая аллея, идущая сбоку от дома к пруду или озеру, и несколько десятков десятин зем-

ли. Были и службы, кое-какие из них построены да­же Антоном Павловичем. Центральная Россия, Серпуховский уезд, дорога к Мелихову, от станции Лопасня 11 верст, проселочная, лесом, в дождливую погоду осенью и весной, как водится, плохая: в рыт­винах и ухабах. <...>

Благодаря озеру и сад)', в лунные ночи и закатные вечера Мелихово было красиво и волновало фанта­зию. Здесь Чехов писал «Чайку», и много подробно­стей в «Чайке» навеяно обстановкой Мелихова.

Мария Тимофеевна Дроздова:

Усадьба Чехова лежала на ровном месте, без каких- либо особенно красивых уголков. Небольшой ста­рый одноэтажный дом. выкрашенный желтой, уже потемневшей охрой, с парадным ходом, застеклен­ным цветными стеклами. По другую сторону дома находилась терраса, перед которой была располо­жена круглая большая клумба с резедой, душистым горошком, табаком. За большой клумбой были по­сажены полукругом любимые розы Антона Павло­вича, около самого балкона, по обе стороны крыль­ца, — две грядки гелиотропов, посаженных тоже но просьбе Антона Павловича (как он сказал — «для темпераментных гостей»). Дальше, за цветником, шла коротенькая со скамеечками липовая аллея и ряд елей и сосен. Между флигелем и домом был разбит небольшой фруктовый сад. <...> За волютами — к выходу в поле — была скамеечка, где по вечерам часто сидел Чехов, если только у него для этого находилось время (что случалось больше, когда кго-нибудь был из гостей). Вдали, где шла доро­га на станцию, виднелся перелесок — ольха, березки, кустарник. По левую сторону дороги был неболь­шой пруд, вроде копанки с глинистыми вязкими бе­регами, куда пущены были караси. Антон Павлович очень охотно удил рыбу, но и за этим удовол!.ствием 149

его приходилось видеть очень редко. Пруд был еще молодой, некрасивый, недавно посаженные ивы еле давали тень. На берегу скромно стояла обтянутая ро­гожкой купальня на одного человека.

Татьяна Львовна Щепкина-Купсрник:

В доме было комнат девять-десять, и когда А. П. в первый раз показывал мне его, — то меня обвели кругом дома раза три, и каждый раз он называл ком­наты по-иному: то, положим, «проходная», то «пуш­кинская» — по большому портрету Пушкина, висев­шему в ней, — то «для гостей», или «угловая» — она же «диванная», она же — «кабинет». А. П. объяснял, что так в провинциальных театрах, когда не хвата­ет «толпы» или «воинов», одних и тех же статистов проводят через сцену по нескольку раз — то пеш­ком, то бегом, то поодиночке, то группами... чтобы создать впечатление многочисленности. Обстановка была более чем скромная - без всякой мишуры: главное украшение была безукоризненная чистота, много воздуха и цветов. Комнаты как-то походили на своих владельцев: келейка Павла Его­ровича, с киотами, лампадкой, запахом лекарствен­ных трав и огромными книгами, в которых он за­писывал все события дня в одной строке <...>. Комната Евгении Яковлевны, кротчайшей и доб­рейшей матери А. И., — с ослепительной чистоты занавесками, швейной машинкой, огромным шка­фом и сундуком, где хранилось все, что только мог­ло понадобиться в доме, и с удобным креслом, в ко­тором, впрочем, она редко сидела — неутомимая хлопотунья.