Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих писателях Страница 30

Он не сомневался в искренности Ивана Андреевича.

Во второй половине жизни, (особенно во второй половине этой половины. Стало быть, в последней четверти!), Иван Андреевич уже ни в чем не нуждался. Довольно приличная квартира с множеством комнат. Множество книг, множество уютных мест, где всегда можно почитать, поразмышлять, вспомнить прошлое.

Квартира большая, но запушенная и абсолютно неухоженная, несмотря на все старания экономки, кухарки и помощницы Фенюши.

— Была бы капуста, да квас. А там хоть печь не топи, — улыбался Иван Андреевич. Он всегда обедал и ужинал вне дома.

Наивная Фенюша рассчитывала, что когда родится ребенок, Иван Андреевич вкорне изменит отношение к дому. Но она ошиблась.

Родилась девочка. Назвали ее Наденькой. Иван Андреевич стал ей крестным отцом. Был с ней ласков, приветлив, но перед его глазами, по-прежнему, будто белые облака проплывали.

И совершенно иная картина складывалась, когда они с Наденькой оставались в квартире одни.

Наденьку Иван Андреевич любил. Такой сильной и самоотверженной любовью, на которую способен только мужчина много поживший. И много повидавший. Во-первых, в три года он обыграл Наденьку в шашки!

Во-вторых… Впрочем, вполне достаточно и «во-первых».

В шашки Иван Андреевич играл отвратительно. Продумать движение той или иной шашки вперед на две-три клетки, было выше его умственных способностей. Но, как каждый упрямый медвежонок, он мечтал — когда-нибудь, где-нибудь, кого-нибудь обыграть!

И вот оно! Свершилось!!!

Разве возможно не полюбить подобное прелестное существо?

Хозяйственная Наденька любила порядок. Чтоб все было на своих местах и никуда не девалось. Потому своих кукол, (многочисленных Марф, Глаш и других), усаживала рядком на диване в строгой очередности. А дремлющего дедушку Ивана Андреевича привязывала за ногу веревкой к ножке кресла. Иван Андреевич не роптал.

Правда, иногда, когда Наденька особенно умаявшись с куклами, (ту причеши, эту переодень! Никаких рук не хватит!), незаметно для себя самой засыпала на диване, Иван Андреевич, едва слышно сопя, отвязывал ногу от кресла, вставал и… в ту же секунду оказывался на зеленом, некошеном лугу…

… Бежал по лугу, широко раскинув руки, толстый мальчик… Земля гудела под его босыми пятками… Ветер свистел в ушах… Прыгали в испуге в стороны кузнечики… Бабочки, судорожно махая крыльями, шарахались вверх и вниз, чтоб не быть затянутыми в вихрь воздуха, производимого стремительно бегущим мальчиком…

… он все бежал, бежал…

Улыбающееся лицо толстого мальчика светилось счастием.

На одном из представлений своего «Ревизора» Николай Гоголь, в антракте, отодвинул занавеску первой двери партера и выглянул в зал. И чуть было не вскрикнул от неожиданности!

Публика партера являла собой странное зрелище.

Ослы, бараны, коровы, журавли и цапли… слоны и жирафы… во фраках и мундирах, в шикарных туалетах… важно восседали в креслах, вели светские беседы, дружески обменивались улыбками или холодными, надменными взглядами окидывали друг друга.

Сдержанное кудахтанье, мычание, квакание, хрюканье…

Только один человек из всего партера имел более-менее приличный и соответствующий моменту вид. В центре пятнадцатого ряда, едва умещаясь в кресле, заполонив его всей своей необъятной полнотой, сидел Иван Андреевич Крылов.

Заметив смятение на лице Гоголя, он, едва заметно пожал плечами, словно говоря, «я здесь абсолютно ни причем!», и подмигнул юному Николаю Васильевичу, подбадривая его, поскольку тот всегда очень волновался на представлениях своей комедии.

Спектакль продолжился…

ЛЕТАЮЩИЙ ГОГОЛЬ

Раннее детство маленького Николеньки складывалось крайне неудачно. Вокруг поместья Гоголей столько всякого разного интересного происходит, дух захватывает. В пруду русалки обитают. Глаза у них желтые, волосы зеленые. Скольких молодых парубков они заманили к себе в воду, защекотали! И не счесть. Все жители Васильевки видели русалок. По многу раз. А маленькому Николеньке никак не удавалось. Ни русалок, ни водяных.

Только из рассказов бабушки Татьяны и узнавал Николенька обо всех чудесах, постоянно происходящих в их поместье, тут тебе и Вий с железными веками, и ведьма в ступе по небу летает, как парусом метлой правит. А уж лешии по кустам так и шастают.

Родовое поместье отставного коллежского асессора Василия Афанасьевича Гоголя отличалось ухоженностью и фантазией. Дом с белыми колоннами и башенками по углам утопал в зелени. Деревья подстрижены, тут и там затейливые гроты, возведенные мостки.

Сам Василий Афанасьевич на всю округу славился строгостью незаурядной. Мужикам, например, запрещал громко стучать в лесу. Чтоб соловьев не пугали. Бабам, по той же причине, не дозволил стирать белье в пруду.

Как-то отец задался мыслью, вырастить гигантский арбуз! Чтоб такого еще свет не видывал. И вырастил.

Ах, какой это был арбуз! Царь-арбуз! Чудо-ягода!

С превеликими трудами донес он своего гиганта до дома и водрузил на середину стола. Вырезал, как положено треугольник. Заглянул внутрь, красным-красно. Вставил треугольник на место и пошел созывать соседей.

Любопытный Николенька не выдержал. Забрался с ногами на стул и осторожно вынул из арбуза треугольник. Далее произошло непредвиденное… Из самой середины арбуза вылетела, невесть каким образом залетевшая туда оса! И цапнула Николеньку прямо в нос! Больно-пребольно.

Николенька заплакал. От обиды и несправедливости. Грозно гудя, оса улетела в окошко. А шишка на самом кончике носа довольно долго болела. Никакие примочки не помогали. С того самого дня у маленького Николеньки появилась вредная привычка, теребить себя за кончик носа. Возможно, потому он и вытянул его более нормального. Во всяком случае, в роду Гоголей таких длинноносых более не наблюдалось.

Через много лет Николай Васильевич даже повесть напишет. Она так и будет называться, «Нос». Кратко и выразительно. Страшно подумать, как обернулась бы судьба писателя, если б та самая зловредная оса цапнула его не в нос, а скажем в ухо. Мы бы стали свидетелями… Впрочем, не будем отвлекаться.

Василий Афанасьевич, как уже сказано, отличался необузданной фантазией и какой-то рассеянной щедростью. Рассеивал свою доброту и щедрость на всех соседей и односельчан без разбора.

Одно устройство Васильевской ярмарки чего стоит. Сколько сил, энергии и душевной расточительности положил отец Николеньки на организацию этой ярмарки. С его легкой руки и пошла традиция — устраивать их посреди села. Конечно, Васильевка не Сорочинцы, и уж тем более, не Полтава. Масштаб не тот. Но радости и веселья хватало на всех. С избытком.