Абдулла Магомедов - Буйнакцы на фронтах Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Страница 31

На 6-й странице Военно-исторического архива читаем: «Враг всеми силами старался вклиниться в расположение советских войск, прорваться вперед, но каждая его атака неизменно отбивалась с большими потерями для него. Наши бойцы неоднократно шли в смелые контратаки, сближаясь с неприятелем в рукопашной схватке, чем лишали немцев возможности применить свою артиллерию. Фашисты не решились открывать огонь из орудий, опасаясь поражения собственных войск…

К концу дня наши войска разгромили значительную часть 253 й германской пехотной дивизии. Все поле боя усеяно трупами фашистских солдат и офицеров – их насчитали 2250.

Захвачено много пленных. Взяты богатые трофеи. Среди них: 24 орудия, 29 минометов, 47 грузовых автомашин, 19 мотоциклов, 55 ручных пулеметов, 8 тяжелых пулеметов и т. д.»

В этих боях активно участвовал и наш нижнеказанищенец Алиев Имамутдин, внесший свою немалую лепту в освобождении города Великие Луки Псковской области. Бои в этом направлении продолжались, но уже без И. Алиева: в середине декабря 1942 г. он был ранен и контужен, и попал в эвакогоспиталь в Ивановскую область.

После излечения Имамутдин возвращается в строй, здесь он получает очередное воинское звание – старшины. Его крепкое телосложение и физическая сила произвели впечатление на командование полка, и Имамутдина переводят в разведроту, командиром отделения.

Не раз приходилось ему вести своих бойцов на захват «языка», всегда он блестяще выполнял приказ командования по захвату, особенно ценного контрольного «языка». Успех его разведчиков в немалой степени зависел от того, как командир отделения расставлял разведчиков на группу прикрытия, захвата и т. д.

Наш отважный земляк сражался и на Курляндском полуострове в ходе Мемельской и Рижской операции, где против наших войск стояла группа армии «Север» (с 26.01.1945 г. – «Курляндия»), состоящая из почти 33 немецко-фашистских дивизий. До мая 1945 г. советские войска блокировали эту группировку. После капитуляции Германии Курляндские группировки (более 189 тысяч человек) сдались в плен.

После Победы, спустя почти шесть лет, вернулся Алиев Имамутдин Салахбекович домой, успев за это время принять участие в двух войнах. За свой героизм и отвагу он был награжден множеством орденов и медалей, а также сталинскими благодарностями.

После войны И. Алиев работал шофером, был ударником социалистического соревнования, передовиком производства.

Его сын Анвар после школы поступил в институт, но, по настоянию отца, прервав учебу, пошел служить, и только после службы на Черноморском флоте продолжил и окончил юрфак института. Сыну нравились рассказы отца о войне, его воспоминания, не меньший интерес проявлял и отец к службе сына, слушая рассказы о флотской службе, о штормах в Бискайском заливе, в Индийском океане и на других морских просторах, где приходилось бывать старшине 1 статьи Алиеву Анвару Имамутдиновичу.

Ветеран умер в Буйнакске, где и похоронен. Его имя достойно носит его внук, которого отец любовно называет Имашка.

Воскресший в морге

Георгий Куркин

В предвоенные годы в Буйнакске было три школы №№ 1, 3, 5. В № 1 и № 5 учились до десятого класса, школа № 3 была начальной, т. е. учились в ней до четвертого класса, а после четвертого большинство продолжало учебу в первой или пятой школе, поэтому почти все герои нашей книги – буйнакцы – ученики и выпускники школ №№ 1 и 5.

Георгий Дмитриевич Куркин родился в Буйнакске в 1921 г. и окончил школу № 1, где очень хорошо была поставлена военно-спортивная и комсомольская работа. Одним из активистов был и Жора Куркин.

В 1940 г. его призвали в РККА, он был направлен в Монгольскую народную республику в г. Югодзир, в 9-ю Краснознаменную мотострелковую бригаду Забайкальского военного округа.

Вскоре оттуда его направили учиться в Свердловское военно-пехотное училище. Это было 13 октября 1940 г., а когда началась война с фашистской Германией, его досрочно выпустили, присвоив звание лейтенанта.

Его и еще 120 выпускников СВПУ направили в распоряжение Резервного фронта, а оттуда в срочном порядке перебросили на московское направление. По пути следования их эшелон неоднократно подвергался бомбардировке, но, к счастью, до места назначения прибыли все без исключения. Москва была готова к обороне, над городом нависла тягостная напряженная атмосфера. Новоиспеченных командиров направили в Чернышевские казармы. Здесь их распределили по разным взводам, ротам. Лейтенанта Куркина назначили командиром взвода, хотя во взводах личного состава-то и не было. Их, человек 300, перевели оттуда на какие-то правительственные дачи.

Рассказывает Куркин Георгий Дмитриевич: «Ехали мы вечером, у машин были включены подфарники. Было очень темно. Возможно, по этой причине мы заблудились, и наша колонна въехала в расположение какой-то немецкой части. Поняв, куда попали, мы резко стали разворачиваться назад. Наше появление оказалось неожиданным и для немцев. Они тут же опомнились и открыли по нам беспорядочную ружейную стрельбу, к сожалению, двое наших людей оказались убитыми, человек 7–8 получили ранения разной степени тяжести. Это была моя первая встреча на войне с немцами.

Назначая нас командирами взводов, нам открыто сказали: людей нет, ищите, находите в лесах, в деревнях их немало – это те, кто выходил из окружения без оружия или бежал от немцев, а также много молодежи из числа гражданского населения, которых можно привлекать для защиты Родины, Москвы. Среди окруженцев попадались и кадровики, которые становились у нас фундаментом наших формирующих взводов, рот. Прислали нам пополнение – заключенных из тюрем, и распределили их по 10 человек на взвод. В бою эти ребята были очень храбрыми, единственной трудностью с ними было их неподчинение военной дисциплине, особенно в бою. Не отказались они и от своей привычки воровать, и делали это умело. Но встречались среди них один-два человека, которые вели антипропаганду вроде того, что немцев нам не победить, они сильнее, они непобедимые и т. д., но их вовремя забирали наши особисты и больше мы их не видели. Многие из бывших заключенных, проявив себя в боях, позднее были представлены к государственным наградам, с них снимали судимость.

В ноябре из Москвы прислали нам новые «максимы» и мой взвод стал пулеметным, я получил 10–12 «максимов» с подготовленными пулеметчиками, т. е. первыми номерами, а вторыми номерами к ним, помощниками или, как их еще называют, подносчиками назначались бывшие стрелки. Я разбил их на отделения, командирами назначил уже хорошо зарекомендовавших себя в бою сержантов, младших сержантов.

6 декабря 1941 г. вся наша дивизия пошла в наступление. Был сильный мороз, но мы были одеты очень тепло, а вот глубокий снег не давал развивать успех наступающим частям. Все же это было первое такое мощное наступление наших войск, и глубокий снег не был помехой.

По приказу командования свои пулеметные расчеты я передал в стрелковые взводы, постоянно переходя из одного взвода в другой, проверял их действия. В этот день мы прорвали вражескую оборону и продвинулись на 20 км в глубь и остановились в лесу.

Уже вечером, где-то в 9 часов поступил приказ, не давая немцам времени для передышки и перегруппировки, атаковать их. Когда мы пошли в атаку, немцы начали обстреливать нас из пушек и минометов. Мы понесли здесь немалые потери, некоторые наши бойцы подорвались на минах, видно, немцы после нашей остановки успели придти в себя. Нам приказали оставаться на местах до рассвета. Хоть ночь была холодной, мы продержались до утра, а утром пошли вперед наши саперы, вслед за ними мы.

В одной большой деревне, куда мы заехали, стояла тишина. Только мы стали спрыгивать с машин, как вдруг нас стали обстреливать фашисты, мы бросились врассыпную, разбежались по улицам, по домам, стреляя на ходу. Этот бой, как начался быстро и неожиданно, так и закончился очень быстро. Результат боя был таков: с нашей стороны ни одного убитого, раненых чуть больше десяти человек, зато в плен мы взяли 200–250 человек и столько же обозов с награбленным добром. Оказалось, что в деревне нами были застигнуты не регулярные немецкие части, а обозники, которые должны были вывезти награбленное, но это им не удалось…»

В этой перестрелке лейтенант Куркин получил пулевое ранение в левый локтевой сустав и сильную контузию. Очнулся от контузии в одном из московских госпитальных моргов, куда его положили как «мертвого». В морг за надобностью зашла немолодая уже медсестра и неосторожно уронила какую-то посуду, которая прогремела так, что «даже мертвого разбудила». Георгий открыл глаза и продолжал лежать с открытыми глазами. Это заметила сестра и спрашивает: «Ты, что, живой?», а он молчит, он ее слышал, а говорить не мог, она еще раз спросила: «Сынок, ты-то поди живой?!». В ответ он смог глазами дать понять, что он не мертвый. Куркина забрали в палату, и та самая медсестра его выхаживала; врачи с ним говорили, но он не мог отвечать: только глазами хлопал, давая понять, что он их слышит и понимает. Геогрия уже хотели отправить на поезде в другой госпиталь, да вдруг поднялась у него высокая температура, и его вынуждены были оставить в Москве. В палатах не оказалось свободных мест, и его положили в коридоре на пол. Через несколько дней, под Новый год, его все же переправили в другой госпиталь, в г. Казань.