Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история Страница 31

Арлин, весь день выполнявшая поручения, присоединилась к нам, и мы все уселись ждать Эллиота, чтобы тот отвез нас в студию. Джону очень нравилась Арлин, и с того времени, как она стала жить с нами, он приглашал ее на все мероприятия. Мы были тремя приятелями, с удовольствием проводившими время вместе.

В шесть тридцать просигналил Эллиот, и Джон ломанул в дверь. Зазвонил телефон. Я была уверена, что это Йоко. Джон не слышал, потому что уже садился в машину. Я оставила телефон звонить.

«Будет не более восьми музыкантов, — уверенно сказал Джон, когда мы поехали по бульвару Сансет. — Всегда, когда мы раньше работали с Филом вместе, было не более восьми.»

Наш автомобиль попал в час пик, и у нас было время рассматривать рекламные щиты над бульварами. Мы шутили над каждым из них. «Я представляю себе новый альбом Джона Леннона здесь наверху», — сказала я Джону, и мы все засмеялись.

«Йоко думает, что это будет альбом одного Фила Спектора к тому времени», — ответил Джон.

Наконец мы подъехали к студии А и М Рекордз, где мы должны были записываться. У ворот стояла кучка фанов, и они помахали Джону, когда мы проезжали. Он с неудовольствием передернулся. Джон не выносил неожиданного вмешательства в свою частную жизнь. «Как они узнали, что я здесь? — спросил он. — Это просто удивительно, еби их. Я не понимаю этого.»

«Я позабочусь об охране.» Мы оба привыкли к работе в Рекорд Плант в Нью — Йорке, где все считали своим долгом охранять Джона так, чтобы запись проходила без помех.

У ворот Эллиот объявил охраннику: «Это Джон Леннон».

«Куда вы идете?» — спросил охранник.

«Это Джон Леннон», — повторил Эллиот.

«Скажи ему, что на запись к Спектору», — сказал Джон, подумав, что Спектор, вероятно, сказал охраннику не пропускать в студию никого, если только не сошлются на его имя.

«Почему нет списка?» — спросила я, подумав о Рекорд Плант в Нью — Йорке с его простыми и эффективными порядками.

«Да, почему нет?» — ответил Джон, пожав плечами.

«Студия А, — объявил охранник. — Вам направо. Он поднял ворота, и мы въехали во двор. Бывшая сначала студией Чарли Чаплина, эта звукозаписывающая компания отремонтировала деревянные здания в два этажа, построенные еще в 1920–х годах, но выкрасила их в довольно темный сверкающий цвет. Монотонная монохроматическая поверхность давала странный эффект: здания выглядели так, словно А и М Рекордз не была настоящей, а просто декорацией к фильму.

«Очень по — голливудски, — сказал Джон, когда вышел из машины и осмотрелся. — Очень по — голливудски.»

Как только мы вошли в студию А, мы сразу увидели Роя Сикалу и его ассистента, Джимми Йовина, которого Рой взял с собой из Нью — Йорка. Он помахал нам. Мы также увидели за барабанами Джима Келтнера. Студия, очень большая, была оборудована для восьми музыкантов. Джон вошел в контрольную кабину поприветствовать Роя и Джимми. «Это наша студия? — спросил он. — Кто — нибудь еще пришел?» Сикала пожал плечами. Он так же ничего не знал, как и мы. Джон оглядел сложное оборудование: стерео — магнитофон, многодорожечный магнитофон, микшер. Затем он вышел из кабины. Один за другим в студию вошли саксофонист и трубач.

«Похоже, у нас сегодня будет настоящая духовая секция," — сказал Джон.

Подошли двое ассистентов и представились. После рукопожатий они отошли в сторону, и переговариваясь, разглядывали Джона. В Нью — Йорке во время записей почти не было посторонних. Если возлюбленное чадо продюсера горело желанием посмотреть, как Джон записывается, оно должно было тайком проскользнуть в студию и не высовываться, если только с ним не заговорят. В Лос — Анджелесе же каждый такой ребенок вел себя, как твой старый забытый друг. Посетители все прибывали, мотались и уходили. Я подошла к студийным ассистентам. «Что происходит?» — спросила я, но они сказали, что лишь Спектор властен закрыть студию.

«Да это же Стив Кроппер!» — шепнул Джон. Он заулыбался легендарному гитаристу из Мемфиса, и было видно, что он рад присутствию Кроппера на записи. Один за другим, музыканты заполняли комнату, и Джон отмечал среди них Леона Рассела, Барри Манна, Джеффа Варри, Пита Кандоли, Лэрри Карлтона. Джон откинулся спиной к стене, восхищенный собранной Спектором группой. Он был взволнован и нервозен. Затем прибыл Джесси Эд Дейвис. Он посмотрел вокруг и сказал Джону: «Похоже, что будет хорошая вечеринка». Джесси озорно улыбнулся.

В течение получаса в студию набилось двадцать семь музыкантов, а оборудование было установлено для восьмерых. Здесь были хиппи, мужчины среднего возраста, легенды рок — н-ролла и студийные музыканты Лос — Анджелеса. Никто из них не знал ничего.

«Где же Фил?» — все спрашивал Джон. «Где Фил?» — спрашивали все остальные. Однако все знали, что Фил, любивший театральные выходы, будет ждать, пока не соберутся все.

И точно: как только пришел последний музыкант, внезапно появился Спектор. Через плечо у него висел пистолет. Его телохранитель Джордж шел сзади. Спектор поприветствовал всех и сказал: «Давайте устанавливать».

Обычно рабочие места устанавливают до начала записи. Студийное время никогда не тратят на это. Где же были ассистенты Спектора? Мне было странно. Если таким было только начало, подумала я, то на выпуск этого альбома уйдет целое состояние.

«У него нет Мэй, которая позаботилась бы о деталях», — сказал Джон, когда мы смотрели, как студийные ассистенты заметались вокруг в поисках двадцати семи стульев и двадцати семи стоек.

«Он не заслуживает этого», — ответила я.

В то время, как ассистенты расставляли стойки и инструменты, Спектор прохаживался по студии, давая советы музыкантам. На установку ушло изрядно времени, ибо никто кроме Спектора не знал, что будет двадцать семь музыкантов. Наконец оркестр занял место, и каждый был оснащен партитурой. Джон, просто вокалист, сел с края.

«Давайте попробуем», — сказал Фил. Он взял гитару и сыграл «Бони Марони» в самой простой форме. Не было абсолютно ни одного пассажа. Когда Спектор кончил, он выдержал короткую паузу, а затем сказал: «Вот так. А теперь давайте сыграем все вместе». Все сыграли эту песню в такой же простой форме.

Некоторые музыканты понимающе переглядывались. Они уже играли раньше со Спектором и знали, что он творил свое волшебство в контрольной кабине, беря простое исполнение мелодии и с помощью студийного оборудования превращал ее в нечто такое, что звучало гораздо более возбуждающе и сложнее, чем когда музыканты играли при основной записи. Музыканты же, не игравшие ранее со Спектором, выглядели смущенными и ждали от него указаний. «О'кей, то что надо», — сказал он и пошел в контрольную кабину, оставив всех ждать в студии, пока он энергично обсуждал что — то с двумя инженерами. Через двадцать минут он попросил ритм — секцию сыграть «Бони Марони». Были задействованы семеро музыкантов — три гитариста, два барабанщика и два клавишника, в то время, как двадцать других, включая Джона, оказались совершенно без дела. Ритм — секция проигрывала тему снова и снова. Трубач бросил счет после десятого или пятнадцатого раза. Ни одну запись не проигрывали, никто не получал никаких указаний. Ничего не объясняя, стараясь держать всех в смущении и на грани, обращаясь со всеми, как с машинами, а не с людьми, Спектор создавал атмосферу бедлама и путаницы, от которой он один испытывал подлинное удовольствие. Тем не менее никто не жаловался. Мифический характер сотрудничества между Джоном и Спектором, а также талант и слава участвующих музыкантов производили такое впечатление, что каждый старался изо всех сил.