Игорь Оболенский - Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений Страница 31

Мама постоянно умоляла его переехать к нам. Но он ни за что не хотел: «Я должен доживать там, где похоронены моя жена и дети. И там же должен быть похоронен». Он умер в 1939 году.

Мамин папа – князь Николай, или Коки, как его все называли, Дадиани – служил у генерала Давида Микеладзе. Стал самым молодым предводителем дворянства в Мегрелии. Ему было всего двадцать лет, когда его избрали. Жил в городе Сенаки, это недалеко от Кутаиси.

О нем писали: «Даже враги не могут не признать, что Коки Дадиани отдал бесплатно земли крестьянам». Дедушке было жалко своих крестьян.

Семь лет он прожил с первой женой, Нино Микеладзе. С 1898 по 1905 год. У них родилось пятеро детей.

Второй женой дедушки стала Мери Церетели.

Ей было всего 18 лет, когда они познакомились. Когда дочь предводителя дворянства Кутаисской губернии Мери Церетели решила связать свою жизнь с овдовевшим князем Коки Дадиани, ее родители были категорически против. Проблема заключалась в том, что после смерти первой жены у Коки осталось пятеро детей, воспитывать которых пришлось бы юной Мери.

Но саму Церетели подобные трудности не пугали. И в 1911 году свадьба все-таки состоялась. Как потом показала жизнь, это была судьба.

Через год у молодых супругов родился сын Георгий, через два года – дочь Кетеван, а еще через два – снова сын, которого назвали Симонико.

Младшему сыну дали имя в честь последнего царя Имеретии Симона, который приходился Мери Церетели прапрадедом.

Это имя было родовым у Церетели, так же звали и отца Мери.

Тесть дедушки, Симон Церетели, был известным общественным деятелем и любимцем Грузии. Его два раза избирали предводителем дворянства.

Симон в своем доме в Кутаиси одно время даже прятал Сталина, будущего палача своих потомков. Симон с нетерпением ждал революции, так как надеялся, что после свержения царя Грузия получит независимость.

Подобную надежду питал и Коки Дадиани. Однажды дедушка отдал свой паспорт и черкеску известному революционеру и организатору знаменитого налета на инкассаторский экипаж в Тифлисе Камо, который так и бежал в Россию под именем Коки Дадиани.

В конце концов чаяния князей оправдались – в России случился большевистский переворот и Грузия на несколько лет действительно получила независимость. Вот только большевики на этом останавливаться не захотели и в 1921 году вошли в Грузию, которая вскоре стала частью Советского Союза.

Светлейший князь Михаил Шарвашидзе, последний владетель Абхазии, был дедушкой Коки. У самого Михаила было пятеро детей.

История Бабо Мейендорф, светлейшего князя Георгия, князя Михаила и княжны Нино, умершей молодой девушкой от туберкулеза, уже известна из мемуаров баронессы.

Еще одна дочь светлейшего князя, Тамара, была матерью Коки и, получается, бабушкой моей мамы.

Моя мама почти всю жизнь вела дневник. У нее было две тетради. В одну она выписывала цитаты из Бальзака, Фейхтвангера, Ильи Чавчавадзе, Боккаччо.

А в другую тетрадь записывала свои мысли и воспоминания. Эту книжку она держала ближе к себе. Один раз я застала ее в слезах. «Былое вспомнила», – объяснила она мне. Потом, когда я читала ее дневник, то на его страницах тоже заметила следы слез. Видимо, мама плакала, когда писала. Или когда перечитывала свои записи.

Я тоже не могла спокойно читать воспоминания мамы. Смогла это сделать уже после ее смерти.

Одна из записей мамы такая: «Самое страшное – когда в трудные минуты вспоминаешь о хорошем, ушедшем навсегда».

Дневник Бабо Дадиани – вещь удивительная. Летопись жизни своей семьи Бабо сумела превратить в своеобразный путеводитель по эпохе, все события и катастрофы которой ей довелось испытать на себе.

Так, будучи воспитанницей Закавказского института благородных девиц и повстречавшись с императором Николаем Вторым, княжна Дадиани оставила живое описание знаменитого учебного заведения и своего свидания с российским самодержцем.

«В те годы было довольно сложно устроить дочерей в тифлисский институт благородных девиц имени императрицы Марии Федоровны. Меня туда приняли по протекции бабушкиной сестры (дочери светлейшего князя Михаила Шарвашидзе и жены барона Мейендорфа). До 15 лет меня воспитывала Тамара Шарвашидзе.

В институте были очень строгие правила. И великолепные условия: прекрасные кровати, белоснежное постельное белье, ночные рубашки, по два полотенца на каждую воспитанницу. Два раза в неделю все меняли: фартуки, рубашки, банты и манжеты. Все это должно было быть идеально белым и накрахмаленным. Фартуки завязывались на спине красивыми бантами. Волосы должны были зачесываться назад, никаких проборов, в косы вплетались черные ленты в два пальца шириной.

Утром мы просыпались по звонку. Встав, тут же красиво застилали свою постель. После этого немедленно отправлялись умываться. Утренний туалет начинался с того, что мы, обнаженные по пояс, обливались холодной водой, а затем мыли лицо теплой водой. За всем этим следила классная дама.

Затем, уже одетые, мы становились в пары по росту и отправлялись в большой зал для утренней молитвы. Каждый день в нашем расписании было по шесть уроков. Большая перемена продолжалась сорок минут, и в течение этого перерыва мы успевали погулять в большом саду, поиграть в теннис или в другую игру.

Нас обучали французскому языку, и с классной дамой мы должны были общаться только на этом языке.

Для уроков пения и танцев мы переодевались в специальные костюмы. В каждой комнате на первом этаже стоял рояль, и каждый день у нас был урок музыки. В институте преподавали лучшие педагоги.

Перед сном мы опять умывались сначала холодной, а затем теплой водой. Затем ложились в постель и должны были тут же заснуть. Разговаривать строго запрещалось. За этим следила классная дама, которая гасила свет и прохаживалась по спальне, пока мы все не засыпали.

Классные дамы жили тут же, в здании института, у них были двухкомнатные апартаменты.

В субботу и воскресенье нас водили в церковь. Священник был русский, и служба в церкви велась на русском языке. В хоре пели учащиеся нашего института.

В одно утро в училище была суматоха – должен был прийти Николай Второй. На нас надели новую форму с белыми фартуками и белыми манжетами. Наша форма была темно-сиреневая, фиолетовая, длинный белый фартук подходил к ней.

К приходу императора нас в два ряда построили на лестнице. Пришел Николай Второй. На нем была серая чоха с красивым кинжалом на поясе.