Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер Страница 31

Когда немецкие войска перешли границу Греции и двинулись на юг к Афинам (а случилось это в апреле 1941 года), король и правительство покинули столицу и укрылись на Крите. Лоуренс и Нэнси последовали их примеру. Это было довольно опасное путешествие. Им удалось покинуть Пелопоннес на рыбацкой лодке за день до того, как в Афины вошли немцы. Шесть кошмарных недель Лоуренс с Нэнси провели на Крите под воздушными налетами немецкой авиации. Наконец им удалось с одним из последних пассажирских кораблей отплыть в Египет. Они высадились в Александрии за два дня до окончательного падения Греции. Лоуренс вскоре нашел себе работу — он стал сотрудником по иностранной прессе при британском посольстве в Каире — и пробыл в Египте до окончания войны. Однако в июле 1942 года, когда возникла прямая угроза захвата Египта немцами, Нэнси с маленькой Пенелопой перебрались в Палестину. Этот отъезд ознаменовал крушение брака. Через год Лоуренс влюбился в девушку из Александрии, Еву Коэн, которая вскоре стала его второй женой.

Для мамы возвращение в Англию, сопровождавшееся всеми прелестями военного времени — затемнениями, противогазами, карточками, — стало еще одним крушением, которые следовали в ее жизни одно за другим с того самого момента, как она вышла замуж за своего обожаемого мужа в Индии, стране, которую она по праву считала родной. Но мама не роптала. Без малейшей жалобы она делала то, что и всегда, — готовила, убирала, помогала. Но после дешевой жизни в Греции возвращение в Англию существенно пошатнуло финансовое положение семьи. Наступили трудные времена. Большая часть денег, оставленных Луизе мужем, растаяла в сомнительных сделках, предпринятых мамой перед войной. А когда японцы захватили Бирму, деньги, вложенные в бирманскую нефтяную компанию, исчезли навсегда. Скромный образ жизни, который Дарреллы вели в Борнмуте в годы войны, казался нормальным для их друзей и родственников, часто навещавших гостеприимную семью. Однако Лоуренс, все это время проведший за границей, был просто шокирован тем, что увидел, вернувшись домой.

Все это время Луиза продолжала ухаживать за оставшимися с ней сыновьями. старалась их повкуснее накормить, когда это было возможно.

К сожалению, возвращение в Англию не пошло на пользу Лесли. Он надеялся вступить в Королевские Военно-воздушные силы, где мог бы реализовать, свои детские мечты. Но ружейная стрельба, которой он так увлекался на Корфу, не пошла на пользу его слуху. Военно-медицинская комиссия постановила, что он не годен к военной службе. Расставшись с мечтой о карьере летчика, Лесли был вынужден в военные годы работать на местном авиационном заводе, выполняя самые разнообразные мелкие поручения.

Для Джеральда возвращение в Англию стало не просто переходом от одного образа жизни к другому. Он покинул залитый солнцем средиземноморский остров, где люди жили в полной гармонии с природой, и очутился на туманном острове посреди Северного моря, который был ему совершенно чужд. Он попал в пустоту. Все последующие годы он почти не писал об Англии. Ему просто нечего было о ней сказать. Шок от переезда был почти физически ощутимым. Потребовалось довольно много времени, пока Джеральд сумел приспособиться к новой климатической и культурной среде обитания.

Он не был больше мальчиком. Джеральд превратился в подростка, и превращение это сопровождалось свойственными периоду взросления проблемами. Он довольно много времени провел в Греции и усвоил манеры и облик греков. У него не было образования — совершенно никакого, и власти Великобритании вынуждены были это признать. Не то чтобы Джеральд не хотел учиться, но его возраст был таким, что он просто не мог получить нужного ему образования. А сдать требуемые экзамены было выше его сил.

Мама совершила последнюю попытку дать сыну образование. Она отправила его в небольшую школу в пригороде Борнмута в надежде, что Джеральд проявит интерес к учебе. Эта затея увенчалась успехом лишь частично. Директор школы решил проверить способности нового ученика и попросил его написать по памяти «Отче наш». Джеральд сумел вспомнить лишь шесть первых слов, а все остальные выдумал. Посещение биологической лаборатории казалось более перспективным — учитель как-то провел отпуск в Греции. Но даже там Джеральда оценили как «среднего ученика, хотя и со способностями». Неудивительно, что Джеральд не захотел больше идти ни в какую школу.

Считая, что ее дети лучше знают, что им нужно, мама нашла для Джеральда частного преподавателя. Гарольд Биннз был аккуратным, спокойным человеком с изуродованным шрапнелью лицом. Он писал книги об английской поэзии и страстно любил употреблять одеколон не но назначению. Во время уроков Гарольд частенько отлучался в туалет, чтобы приложиться к заветному пузырьку. Мистер Биннз обладал двумя замечательными умениями, которыми и поделился со своим учеником. Он научил Джеральда пользоваться британской библиотечной системой и открыл перед ним мир английского языка с его ассоциациями и ассонансами, нюансами и обертонами. Урок продолжался час, затем учитель брал с полки том стихов и предлагал Джеральду читать самостоятельно. В своих неопубликованных мемуарах, написанных в последние годы жизни, Джеральд так вспоминал о мистере Биннзе и о той любви, которую этот человек привил ему к музыке и магии родной речи.

«Он врывался в комнату, распространяя вокруг себя сильнейший аромат одеколона. «Итак, милый мальчик, — говорил он, закатывая глаза к небу и вздымая руки. — Настало время смести паутину с мозгов, а? Бросай геометрию, это тебе все равно не по силам, и давай займемся Суинберном. Ты знаешь Суинберна? Думаю, у вас с ним есть кое-что общее… Ммм… Так, вот это сойдет для начала».

Он бросал книгу мне на колени и выбегал из комнаты, а за ним. словно шлейф невесты, распространялся запах его любимого одеколона.

Спустя некоторое время он снова врывался в комнату и спрашивал: «Он тебе понравился?»

«Я люблю поэзию, — отвечал я. — И мне нравятся аллитерации».

«Мне тоже, — пылко говорил он. — Это стихотворение воплощает в себе то, какой должна быть поэзия. Лишь немногим современным поэтам удается шептать на ухо, как морской раковине. По крайней мере. Суинберн вызывает в твоем воображении какие-то образы, пробуждает твой мозг роскошными словами…»

Эти уроки стали для Джеральда настоящим откровением и оказали на него влияние не меньшее, чем оказал на него когда-то Ларри. Мистер Биннз подтолкнул своего ученика к писательству.

Хотя новый учитель, как когда-то на Корфу Лоуренс, научил Джеральда любить родной язык, хорошего учителя биологии в Англии не нашлось. Джеральд обратился в местную библиотеку и стал продираться сквозь премудрости науки самостоятельно. В таком эклектичном обучении были свои преимущества — он научился смотреть на проблемы под совершенно неожиданным утлом зрения. Но у подобного подхода были и весьма сущест венные недостатки. В знаниях Джеральда оставались огромные пробелы. Он всегда это осознавал, особенно когда стал известным зоологом и ему пришлось выступать с лекциями о науке, которую он никогда формально не изучал. Значительно позже он признавался: