Лита Чаплин - Моя жизнь с Чаплином Страница 31

В комнате горел свет, он, обнаженный, лежал под простынями, распахнув объятия. Подходя к нему, я начала расстегивать блузку, удивляясь, как отважно раздеваюсь перед ним, и тому, что он еще не прикоснулся ко мне, а мое тело уже охвачено страстью. Раньше я ждала, пока он снимет с меня одежду, я была пассивной. Такой, согласно моим представлениям, должна быть девочка, которая хочет, чтобы ее называли женственной. Сейчас, однако, я вела себя так, как, по моему убеждению, вели себя шлюхи. Снимая с себя блузку без предварительных ухаживаний, я заявляла тем самым, что желаю секса. Безусловно, порядочные девушки никогда не ведут себя так. Теперь, стоя возле кровати, я расстегивала единственную пуговицу на поясе юбки. Юбка упала на ковер, а я перешагнула через кольцо, образовавшееся вокруг моих ног.

— Ты перешагнула через юбку, как императрица, Жозефина, — сказал он мягко.

Инстинктивно хотелось предупредить его, чтобы он не шумел, но я понимала, что он говорит нормально, и если мама даже проснется, она ничего не услышит. Не удивляясь и не испытывая гордости, я ответила: «Я не чувствую себя императрицей. Я чувствую, как там все горит». Вульгарное описание просто выплеснулось из меня. Я не могла понять, откуда взялась у меня такая разнузданность, неужели это всё бренди? Чувствуя полную безответственность, разбухая от вожделения, я спустила трусики. Без слов я дала понять Чарли, что вместо боязливой и застенчивой Литы — и, возможно, навсегда — появилась неукротимая дикая кошка.

Он сел, его взгляд стал тяжелым. Я собиралась как раз снять туфли, но он остановил меня: «Не надо, оставь их, как есть». Он затащил меня на себя, обнял и прижал изо всех сил. Я целовала его, поначалу слегка поддразнивая языком, а потом все смелее и смелее. Его пальцы нащупали застежку моего лифчика, расстегнули и сбросили его.

Он отстранил меня и маневрировал своим телом так, чтобы я сделала то, от чего прежде много раз отказывалась. Не чувствуя привычных запретов, я была уже почти готова, но в последнюю минуту все же отвернула голову и отказалась в очередной раз. Чарли снова попытался и опять безуспешно, после чего быстро и без церемоний овладел мной.

Самая восторженная радость меня охватывала в те безмятежные минуты, когда после акта любви мы нежились, защищая друг друга своими объятиями от всего мира. Этой ночью, однако, прошло очень мало времени, прежде чем он восстановил силы, и мы соединились вновь.

В следующую минуту затишья я спросила:

— Это все мужчины делают так, раз за разом?

Он улыбнулся.

— Нет, ты должна знать. Большинство мужчин нуждается в отдыхе между — ах — заходами. А я нет. Мне повезло, господь меня сподобил. Я жеребец, Лита, и тебе остается только покориться.

Позже я убедилась, что это не было бахвальством. После того, как мы поженились, бывали ночи, когда Чарли делал свои «заходы», как он называл их, по шесть раз подряд с перерывом не более пяти минут. Но сегодня это была всего лишь подготовка.

Продолжая шутить, он поддразнивал меня:

— Учитывая, что от тебя, красавица, нет никакого толку, я — просто восьмое чудо света.

— Нет толку? Кто сказал, что от меня нет толку?

Неожиданно серьезно он сказал:

— Ты научилась кое-чему, Лита. Любить — это не только участвовать, но и давать. В том, чего я хочу от тебя, нет ничего чудовищного. Я не изверг и не людоед. Может быть, мне лучше подождать, пока ты любишь меня.

— Я и так люблю тебя.

— Тогда почему отворачиваешься?

— Потому что — потому что сама мысль об этом для меня ужасна. Я люблю тебя и всегда буду любить. Но этого я делать не могу.

Он приобнял меня.

— Ну, ладно, не теперь. Со временем ты изменишь свое мнение. Ты увидишь, что любовь не знает преград.

— Да, я постараюсь, — пробормотала я. Я целовала его прекрасные губы, приходя в восторг оттого, что одно присутствие или даже просто мысль об этом человеке, которого я обожала и который пока еще не доставил меня на обещанные небеса, способны вызвать у меня бурю желаний.

В комнате разливалась нежность, а мы в объятиях друг друга говорили обо всем и ни о чем, когда послышался звук поворачиваемой дверной ручки.

Дверь открылась, и неверной походкой в комнату вошла мама и увидела нас. Без одежды.

Глава 8

Мы замерли, а она, постояв в дверях с устремленным на нас безжизненным, невидящим взглядом, отшатнулась и закрыла дверь, оставив нас вдвоем.

Я вскочила и поспешно оделась. Чарли потянулся к халату, но, как ни странно, он не выглядел слишком расстроенным. «В известном смысле, дорогая, это хорошо, что она видела нас», — сказал он. Он, наверное, сошел с ума, если говорит подобное, подумала я, и ничего не ответила ему. Главное сейчас было то, что я иду к своей маме. Я ничего не собиралась говорить, потому что мне нечего было сказать, но я должна была увидеть ее и показаться ей на глаза.

Мама лежала в постели. Безжизненные руки, глаза, устремленные в потолок. Ее щеки были мокрыми от слез, но она не взглянула на меня. Я рыдала и отчаянно целовала ее щеки, страстно желая не столько прощения, сколько дать ей понять, что осознаю, какую боль причинила ей. Все еще не глядя на меня, она, наконец, сказала вялым и нетвердым из-за лекарства голосом.

— Я мечтала, чтобы… этого не произошло, я мечтала…

Она повернулась ко мне, но ее глаза были где-то далеко.

— Я проснулась. Я пошла в ванную. Я услышала тебя и его. Я думала, что слышу тебя. Так хочется спать… Я хочу остаться здесь… Так хочется спать…

Чарли постучал и вошел в комнату, игнорируя меня, чтобы уделить все свое внимание маме. Он сел на краешек кровати и взял ее руку.

— Лиллиан, послушайте меня. Все не так, как может показаться. Я люблю вашу дочь, вы слышите меня, Лиллиан? Я люблю ее, и она любит меня, и я собираюсь жениться на ней.

Мама заморгала. Я была потрясена.

— Вы слышите меня, Лиллиан? — спросил он громче. — Я планирую в ближайшие месяцы жениться на Лите. Пять минут не проходит, чтобы я не думал о ней. Я не плохой человек, Лиллиан. Я все сделаю по-хорошему. Мы подготовимся, и когда картина закончится, устроим свадьбу, какой еще не видел мир.

Он говорил быстро, но отчетливо, учитывая, что ее мозг, находящийся под влиянием успокоительного, не все способен воспринять, и стараясь при этом донести до нее, что все будет хорошо. Мама начала говорить, но мысли и слова расползались. Неожиданно она снова заснула.

Я изучала его лицо, пытаясь определить, говорил он все это, чтобы успокоить маму, или действительно хотел на мне жениться. Он продолжал говорить с расстановкой, но выглядел, как человек, испытывающий огромное облегчение.