Леонид Млечин - Брежнев. Разочарование России Страница 31

Конфликт между ними имел явную политическую подоплеку: Андропов говорил помощникам, что предлагаемые Косыгиным темпы реформирования могут привести не просто к опасным последствиям, но и к размыву социально-политического строя. Иначе говоря, Андропов боялся даже косыгинских реформ, более чем умеренных и скромных! Как же после этого всерьез полагать, что Андропов, став в 1982 году генеральным секретарем, всерьез собирался реформировать наше общество?

Не только в КГБ или в партийном аппарате, но в самом правительстве сторонников реформ было немного. Говорят, Брежневу не понравилось то, что реформу назвали «косыгинской», поэтому генсек ее провалил. Сам Косыгин тоже намекал на политические причины сворачивания реформ.

Писатель Анатолий Наумович Рыбаков отдыхал в Карловых Варах одновременно с Косыгиным. Они познакомились. На писателя глава правительства произвел гнетущее впечатление, показался человеком, потерявшим надежду…

Рыбаков заметил:

— Толкуем о реформах, а где они?

Косыгин шел молча, потом хмуро проговорил:

— Какие реформы? Работать надо лучше, вот и все реформы!

Он явно цитировал чьи-то слова.

— Леонид Ильич так считает? — уточнил Рыбаков.

— Многие так считают, — Косыгин уклонился от ответа.

Возможно, Алексей Николаевич цитировал секретаря ЦК по экономике Андрея Павловича Кириленко. Летом 1978 года Кириленко принимал делегацию итальянской компартии и сказал гостям:

— Никакой экономической реформы не нужно. Все это болтовня. Надо работать. Я секретарь ЦК и сейчас заменяю Леонида Ильича, который в отпуске. Знаете, чем я сегодня целый день занимался? Транспортными перевозками, искал вагоны. Потому что не работают железные дороги, люди. Надо людей заставить работать. Какие тут экономические реформы?

Итальянцы, пишет тогдашний заместитель заведующего международным отделом ЦК Карен Нерсесович Брутенц, были потрясены. Один из них, выйдя из кабинета Кириленко, сказал:

— Второй секретарь правящей партии второй сверхдержавы занимается транспортом, который не работает…

Конечно, примитивность и малограмотность большинства членов политбюро сыграла роковую роль. За горячими спорами о грядущем коммунизме руководители государства упустили, что мир вступил в новую эру научно-технического развития. В какой-то момент, вспоминал главный редактор «Правды» Виктор Афанасьев, Брежнев заинтересовался идеями научно-технического прогресса. Он распорядился готовить пленум ЦК. Бригада отправилась в Кунцево, на бывшую сталинскую дачу.

Раза два приезжал и сам Брежнев. Прочитал проект доклада, одобрил. К подготовке пленума ЦК по научно-техническому прогрессу подключили Институт мировой экономики и международных отношений. Директор института академик Николай Николаевич Иноземцев верил в научно-технический прогресс. Думал — это рычаг, который подтолкнет развитие страны. В институте подняли огромное количество материалов о том, как стремительно развивается производство на Западе. Показали, что страна не движется вперед, безумно отстала гражданская промышленность. Все эти справки и доклады пошли в ЦК.

«В работу по подготовке пленума, — вспоминал секретарь ЦК Петр Демичев, — были вовлечены все наши крупные ученые, научные центры, вузы, министерства. Был подготовлен целый ряд хорошо проработанных решений. Брежнев каждый раз, когда к нему обращались с вопросом о пленуме, отвечал:

— Я еще не готов».

Пленум так и не состоялся… Да и что изменил бы еще один пленум, какие бы правильные слова на нем ни говорились?

«Возникла парадоксальная ситуация, — вспоминал Николай Иванович Рыжков, который со временем сам станет главой правительства, — страна, располагающая гигантским научным потенциалом, не могла его реализовать. Было совершенно ясно, что причина невостребованности разработок наших ученых — экономический механизм. Он просто не воспринимал всякие новшества, отталкивал их… Для научно-технического прогресса существовал даже термин “внедрение”, связанный в моем представлении с неким насильственным всучиванием чего-то ненужного. Впрочем, раз уж мы живем в стране безнадежно кривых зеркал, то это вполне логично».

Реформа, начатая в 1965 году, провалилась, потому что носила частичный характер и не могла изменить ситуацию в экономике. Она уперлась в отсутствие рынка. Без рынка и конкуренции происходил только рост цен. А идти дальше боялись. Никто не желал отказаться от принудительного планирования, от нелепой системы ценообразования, что делало экономику неэффективной.

Во время работы над реформой сотрудники Госплана подвергались своего рода моральному террору. Василий Матвеевич Иванченко, руководитель Отдела новых методов планирования и экономического стимулирования, вспоминал:

«В Госплане говорили: пережили хрущевские перестройки и эту реформу переживем. Меня и моих коллег по отделу именовали “рыночниками”, “нэповцами”, “душителями плановой системы” и в лицо отпускали такие шутки: “Как, Василий Матвеевич, ты еще работаешь? А слух был, что тебя арестовали!”»

Косыгинскую реформу скручивали те, кто усмотрел в экономических преобразованиях угрозу политической стабильности строя, считает Николай Рыжков, потому что демократизация экономики неизбежно влекла за собой демократизацию всего общества.

Глава правительства приехал в Норвегию. Вечером изъявил желание прогуляться по столице Осло.

«Косыгин внимательно присматривался к происходящему вокруг, останавливался у витрин магазинов, обращая внимание на ассортимент товаров и цены, — писал резидент советской разведки в Норвегии Виктор Федорович Грушко. — В патриотическом запале наш торгпред заметил, что цены в Норвегии очень высоки и постоянно растут».

Глава советского правительства повернулся к торгпреду и сухо сказал, что сбалансированность спроса и предложения как раз является признаком здоровой экономики и здесь нам есть чему поучиться.

— Если бы вы только знали, как мне приходится бороться за то, чтобы цены на некоторые товары поднять до уровня рентабельности, — говорил Косыгин. — Ценообразование должно использоваться в качестве инструмента стимулирования производительности труда, окупать издержки и двигать экономику вперед. У нас цены не менялись и даже снижались в последние тридцать лет. По таким ценам невозможно производить товары высокого качества. Вот их-то у нас и не хватает. Посмотрите для сравнения на качество норвежских товаров…

Само по себе повышение цен в нерыночной экономике ничего не меняло. Прибыль можно получить путем увеличения количества и качества продукции, а можно просто повысить цены. Директора пошли, естественно, по второму пути. Главным показателем был объем реализованной продукции в рублях. Если удавалось просто объявить свой товар более дорогим, прибыль увеличивалась. В ситуации, когда отсутствовала конкуренция, это было проще всего. Покупателя-то оставили без выбора. Количество и качество товаров осталось прежним, только цена росла.