Тим Скоренко - Легенды неизвестной Америки Страница 31

Всё произошло по обычному сценарию. Курьер оставил ящик на крыльце, позвонил в дверь. Ему просунули деньги через щель. Курьер уехал.

Мы уже были наготове. Пистолет Тэмбэла находился в подмышечной кобуре, мой — в кармане куртки.

«Не забудьте только с предохранителя снять, если что», — сказал Тэмбэл.

Я посмотрел на него укоризненно.

Кальцен появился на крыльце и стал затаскивать внутрь ящик.

«К заднему входу», — сказал Тэмбэл и вышел из гаража.

Я отправился к заднему входу. Это было нетрудно: перемахнуть через изгородь, миновать лужайку и встать у двери. Я услышал трель дверного звонка: Тэмбэл уже на месте. Мне казалось, что агент просто откроет дверь, выбьет её ногой, к примеру, но тот принял решение войти цивилизованно. Возможно, он думал, что Кальцен примет его за возвратившегося почему-то курьера.

Больше я ничего не слышал — всё-таки я находится с другой стороны дома. Из технического интереса я нажал на ручку задней двери. И — о чудо! — дверь открылась. Я достал пистолет, снял с предохранителя и вошёл в комнату.

Тут же — стоило мне сделать шаг — в комнате появился и второй человек. Он влетел внутрь сломя голову и побежал прямо на меня. Это был Кальцен — тот самый человек, который выходил на крыльцо и забирал продукты. В моей руке был пистолет — и я нажал на спуск. Его развернуло, но он не упал, а как-то странно заковылял в сторону и исчез в дверном проёме, ведущем на кухню. Я рванул за ним. Он пытался выбраться из кухонного окна, но у него не получалось: похоже, я всё-таки попал. Я снова выстрелил. Пуля отрикошетила от стены куда-то в сторону. Кальцен завалился в угол и обхватил руками высокий пристенный газовый баллон. Такие баллоны только начали появляться; плита от них могла работать по несколько месяцев, после чего вызывали заправщика, который обновлял содержимое баллона.

Кальцен схватился за баллон — но я это понял не сразу. И выстрелил ещё раз. Я понял, что промазал, только когда услышал свист газа; в этот момент за моей спиной появился Тэмбэл. Я рефлекторно нажал на курок ещё раз, Тэмбэл отвёл мою руку в сторону — и в злосчастный баллон ушла вторая пуля. Агент среагировал раньше меня. Он рванул назад, таща меня за капюшон, и когда мы были уже в комнате, прогремел взрыв; из кухни вырвалась струя огня.

Мы побежали к задней двери и вывалились наружу, когда второй, более мощный взрыв сотряс дом, практически уничтожив его правое крыло.

«Иначе никак?» — прохрипел Тэмбэл.

«Он бежал прямо на меня, я мог упустить».

«Чёрт…» — протянул агент.

Я чувствовал, как он огорчён и как это огорчение затмевает радость от хорошо выполненной работы, пусть и чужими руками. Дом уже полыхал.

Он хотел убить Кальцена своими руками и так отомстить за всё. За свою изувеченную спину, за сотни соотечественников, окончивших жизнь в гитлеровских лагерях. И вдруг я убиваю фашиста. Я, простой американский автомеханик, войны не видевший даже издалека.

«Да… — протянул Тэмбэл, поднимаясь. — Вы убили его, Джим. Я могу только сказать: спасибо. Если бы не вы, он мог уйти».

«Я понимаю, что вы хотели сделать это сами», — сказал я.

«Да. Вы правы. Но раз так судьба распорядилась… Вы, Джим, стали моим оружием», — он грустно улыбнулся.

Я кивнул.

«Будем полицию вызывать?» — спросил я.

«Да».

Мы перебрались через ограду и вернулись в мастерскую. Тэмбэл позвонил в полицию. Полицейские приехали, агент показал им какое-то удостоверение. Чтобы не вмешивать меня во всё это, Тэмбэл сказал, что это он застрелил Кальцена и случайно попал в газовый баллон; заменить мои отпечатки на пистолете на его не составило труда. Собственно, я вообще не принимал участия в полицейских разборках, поскольку не хотел проблем. Я поехал домой. Тэмбэл оставил при себе информацию о том, как он выследил Кальцена, и про моё существование вообще не сказал ни слова. Мы сделали так с моего согласия (хотя я вспомнил, что изначально Тэмбэл полагал представить меня к награде).

Об остальных событиях Тэмбэл рассказал мне уже дома; мы сидели с пивом в руках и обсуждали смерть немца. Когда дом потушили, опознавать было уже нечего. Что характерно, зубного снимка Кальцена в природе не существовало: он никогда не обращался к врачам даже в Германии. «Пальчики» у него сняли при поступлении в СА, это было стандартной процедурой, потому их и смогли использовать спецслужбы.

Впрочем, сомнений в том, что мы убили именно Генриха Кальцена, не было.

«Куда вы теперь?» — спросил я.

«Вернусь в Европу. Я говорил, что женат?»

«Нет».

«Ну вот, теперь говорю», — он улыбнулся.

Мы разговаривали по-дружески, но мне было как-то неуютно. Ведь получилось, что я отобрал у Тэмбэла победу, пусть об этом и знаем только мы вдвоём. Я спросил:

«Вы будете ещё охотиться на фашистов?»

«Я не знаю, — ответил он. — Может быть, да. Может быть, нет. Я могу уйти на пенсию в любой момент».

«Наверное, как жена разрешит», — предположил я.

«Вроде того».

Потом мы сидели и смотрели на огонь в камине. Казалось, что всё уже закончено, что все дела в прошлом. Но на самом деле всё не так просто. Это лишь часть моей истории, причём часть не самая главная.

***

В апреле 1947 года Джордж Тэмбэл уехал из нашего городка. Позже он прислал мне открытку из Уганды, где, вероятно, гостил у сестры, а ещё позже — из Эвре, Франция. На обеих открытках не было ни слова: они просто свидетельствовали о том, что у него всё в порядке и что он меня помнит.

Потом минуло ещё двадцать лет. Я так и не женился, зато открыл новую мастерскую, потом ещё одну, а потом и ещё одну. Бизнес процветал, я купил себе дом побольше и проводил дни в праздности, читая газеты, смотря телевизор и лениво пролистывая финансовые отчёты из мастерских.

А в июле 1969 года я неожиданно увидел в газете фотографию Джорджа Тэмбэла. На ней он выглядел гораздо моложе, чем в сорок седьмом, но всё-таки это был он, сомнений не возникало. Под фотографией была подпись: «Уильям Гровер, 1903–1945». И я прочёл эту статью.

Именно тогда я понял, с кем был знаком в течение почти года, кому помогал в деле поимки опасного немецкого преступника. Я понял, почему он интересовался гонками и живописью и откуда у него на спине страшные вспухшие шрамы. Он был очень, очень сильным человеком; смерть настигала его дважды, но первый раз он сумел её обмануть.

Уильям Гровер был сыном обеспеченного конезаводчика — англичанина, обосновавшегося во Франции и женившегося на француженке. Сразу после Первой мировой войны семья перебралась в Монако, где Уильям быстро получил водительскую лицензию (в то время так назывались права) и стал работать шофёром. Тогда же он купил подержанный мотоцикл Indian, подетально перебрал его и начал понемножечку гоняться в любительских заездах. Надо сказать, что водителем он поступил не к простому богатею, а к известнейшему европейскому художнику-баталисту сэру Уильяму Орпену; на службе он увлёкся в том числе и живописью. А потом влюбился в натурщицу Орпена мадемуазель Ивонн Обик и женился на ней в 1929 году.