Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны Страница 31

День коронации отмечен был общим офицерским обедом в гарнизонном собрании. Всадникам интендантство отпустило увеличенный порцион и выдало на каждого по бутылке вина. Через неделю после коронации Богдо-хаган издал манифест о том, что чинам отряда он предоставляет земельные участки по 40 десятин на каждого и дает им право безданно и беспошлинно заниматься любым трудом в пределах Срединного царства. В этом манифесте указывалось, что под будущее поселения отводится 50–верстная полоса, идущая вдоль русской границы. В нем нашла свое выражение идея барона о возрождении нового казачества взамен уничтоженного революцией.

ГЛАВА XII

Барон Унгерн вывез из Даурии 36000 золотых рублей. Но это золото быстро утекло из денежного ящика, потому что жалование чинам отряда, их довольствие и все вообще расходы оплачивались этими деньгами, и к началу 1921 г. барон едва ли имел в своем распоряжении больше 60–70 тысяч рублей. К счастью для него, примерно за месяц до взятия Урги одна из застав захватила караван большевистского Центросоюза с грузом серебра в русской монете. С того времени выплата жалования стала производиться в этой валюте. В Урге барон получил значительный денежный приз. Китайское командование успело вывезти из города лишь часть наличности своего банка. Семьдесят верблюдов, завьюченных каждый десятью пудами банковского и билонного русского серебра, брошено было китайцами во дворе банка в Ямыне (700000 рублей по номиналу); да в самом здании банка оставлено несколько пудов золота 500000 китайскими серебряными долларами и банкнотами и около 2000 — американскими долларами.

После взятия Урги барон принял решение экономить свой золотой запас. С того времени золото отпускалось по личным запискам барона (каждую выдачу он заносил в записную книжку), в исключительных случаях. Все же расходы нормального порядка он приказал выплачивать русским серебром. Офицерское жалование определялось должностью, а не чином. Младший офицер получал 25 р., командир сотни 30 р., и командир полка 40 р., нижние же чины — от 5 до 15 р. Расход билонного серебра на жалование составлял 30–35 тысяч рублей в месяц.

Барон Унгерн намечал коренную реорганизацию денежного хозяйства Срединного царства. Для разработки нового финансового законодательства и для проведения в жизнь этой серьезнейшей реформы приглашен был действительный статский советник И. А. Лавров, опытный и способный чиновник Министерства финансов. Из этих любопытных начинаний ничего не вышло, потому что уже в июне 1921 г. определилось, что Монголия потеряна для белых.

После того, как значительная сумма попала в руки красных под Троицкосавском, у барона осталось не очень-то много денег. В момент катастрофы, то есть 19–20 августа 1921 г., в денежном ящике Азиатской конной дивизии имелось лишь несколько тысяч рублей билоном.

Второй, то есть ургинский денежный ящик, поручен был попечению интендантского чиновника Коковина. Когда последний бежал из Урги на автомобиле вместе с бутафорским начальником штаба, помощником присяжного поверенного Ивановским, то захватил с собой весь вверенный ему остаток денежных знаков. Этот груз Коковин и Ивановский благополучно доставили к Буиру (Буир-нур), где стоял небольшой отряд связи барона с Хайларом. Специально организованная комиссия приняла там по акту от Коковина нижеследующие ценности: 3 пуда 37 ф. золота, 4 пуда билонного серебра, 18000 руб. банковским серебром, 2 пуда ямбами и рубленым серебром и 1400 американских долларов. Часть золота роздана была чинам буирнурского отряда, а также и прибывшим из Урги раненым (по 50 р. на человека); 20 фунтов золота взяли себе Коковин и Ивановский, 20 фунтов получил комендант Урги подполковник Сипайлов. Слишком, видно, много было крови на этих деньгах, потому что никому они не пошли в прок…

Правда, Коковин и Ивановский ухитрились провезти деньги во Владивосток, но едва ли смогли их там использовать, потому что оба они остались в Приморье после занятия этого края большевиками в 1922 г. Что же касается Сипайлова, то он спрятал деньги в воде, под берегом, в укромном местечке. Но китайцы, арестовавшие его по обвинению а убийстве китайских и иностранных граждан в Урге, говорят, вынудили под жестокими пытками указать, куда он скрыл свою сумочку с золотом. Равным образом и остальные участники дележа унгерновских денег отказались от них в пользу китайского военного командования. Не исключена возможность, что в окрестностях Урги и по сию пору хранятся некоторые ценности, зарытые Сипайловым и другими членами отряда.

В виде исключения, барон оплачивал в твердой валюте услуги чахар, а также расходы по привлечению на свою сторону сердец монгольских чиновников и духовенства. Унгерн не по средствам щедро оплачивал молитвы буддийских монахов. Как правило, он выдавал от 2 до 8 тысяч рублей на монастырь, но в каком-то одном исключительном случае взнос с той же краткой пометкой “на молитвы” равнялся 200000 рублей (по свидетельству бывшего начальника штаба полковника К — на).

В своих тратах на монастыри барон преследовал политическую цель. Он лично знал, что в этой стране монашество имеет исключительное влияние на политику и что путь к сердцам кочевников шел через карманы многочисленного духовенства, которое в то время (1921 г.) в глазах простого народа сохраняло еще непререкаемый авторитет. Вероятно, неплохо было бы сделать какую-то ставку и на самих кочевников, помимо ухаживания за монахами и чиновниками, но у нашего диктатора не было для этого достаточно досуга и опыта. Этот порядок не нравился некоторым из унгерновцев. “Кадровые даурцы”, например, осуждали финансовую политику барона за то, что он жесточайшим способом выколачивал от них деньги и ценности, полученные ими в качестве приза войны, для того, чтобы тотчас же переместить эти милые безделушки в другие карманы.

Китайское командование оставило в унгерновском районе наследие из 18000 лошадей и 5000–6000 голов крупного рогатого скота. Ввиду того, что основным, даже единственным предметом питания унгерновских частей являлось мясо этих животных, можно считать, что барон был обеспечен довольствием почти на целый год. Перед выходом из Урги в поход на Троицкосавск в мае 1921 г. Унгерн приказал перегнать на реку Орхон в свои новые базы 3000 голов рогатого скота и примерно такое же количество лошадей. Часть гурта и табуна последовала за бароном в троицкосавский поход и попала к красным. Уцелевший скот доставлен был на Селенгу в лагерь генерала Резухина. Этих животных мы гоняли с собой в поход по 1–му отделу Забайкальского казачьего войска.

Хлеба в Азиатской конной дивизии не выпекались, потому что барон категорически это воспретил. Если представлялась возможность, интендантство выдавало муку в сыром виде, одновременно с этим уменьшая мясной паек. Весной 1921 г. барон приказал сделать большие запашки хлебных злаков в плодороднейших долинах рек Хары, Орхона и Иро. Но жатву собрала Красная армия. Унгерновское интендантство не имело времени заняться сбором своего хлеба, потому что пришлось спешно очистить указанные районы в первых числах июля месяца 1921 г. Всего лишь 50 возов зерна, вместо ожидаемых нескольких тысяч пудов было вывезено на базу на р. Селенга. Во время нашего марша по русской территории интендантство покупало муку у жителей по способу меновой торговли. По условиям тогдашнего рынка, крестьяне охотно отдавали нам 2 пуда ржаной муки за один аршин мануфактуры или же за одну восьмую плитки чая.