Александр Городницкий - «У Геркулесовых столбов...». Моя кругосветная жизнь Страница 32

Пожалуй, главная проблема здесь – безработица, особенно в последнее время, когда в эту маленькую страну хлынул поток эмигрантов, в первую очередь из России. Но, и устроившись на работу, советскому человеку не так-то просто на ней удержаться. Вот приезжает в Израиль российский еврей, языка он не знает, специальность у него такая, которая никому не нужна. Куда он пойдет? Разве что на стройку простым рабочим. Там обычно на самой неквалифицированной и низкооплачиваемой работе трудятся арабы, но предприниматель с радостью увольняет араба и берет «русского». Во-первых, он сам еврей и рад помочь «олиму» (так в Израиле называют недавно приехавших), во-вторых, араба он побаивается, в-третьих, «русскому» можно платить еще меньше, чем арабу, для нищего эмигранта и это деньги. Но дня через два-три хозяин вынужден увольнять «русского» и снова нанимать того же араба. Араб, конечно, может его неожиданно зарезать, зато он работает безотказно с семи утра до трех-четырех часов дня без перекуров и отдыха. Все израильтяне работают в таком режиме – не просто присутствуют на работе, а вкалывают так, как мы уже просто не в состоянии. При этом совершенно неважно, таскаешь ты кирпичи на стройке или сидишь за компьютером в фирме – все рабочее время тратится только на работу – лишний раз покурить не выйдешь. И нет вроде бы никакого цербера, который фиксировал бы твои перекуры, а вот не выйдешь, и все!

Помню, особенно это меня удивило в Тель-Авивском университете, где мне довелось читать лекции по геофизике океанского дна. Меня поразила абсолютная тишина в немноголюдных рабочих кабинетах, где все сосредоточенно склонились над компьютерами. Никакой толкотни в курилках или в столовой, никаких собраний в рабочее время, и самое главное – никто не топчется у кабинета начальства, чтобы подписать какую-нибудь нужную бумагу.

Приезжая, эмигранты селятся большей частью среди своих приехавших ранее земляков, и в результате складываются целые кварталы и даже города, напоминающие о странах, из которых прибыли их обитатели. Отсюда уже упомянутое разнообразие облика людей и улиц, культуры и жизненных укладов. На этой крошечной территории снова моделируются, развиваются и мирно сосуществуют самые разные стили жизни. Это впечатление мира в миниатюре, средоточия всех человеческих культур усиливается еще больше при обращении к израильским древностям. Словно вся мировая история, все религии и культуры начались отсюда и потом, век за веком, снова встречались здесь.

Древняя культура на этой земле причудливо переплетается с современной. Израиль – страна художников. Иудейская религия запрещает создавать изображения людей и животных (это позволительно только Богу), поэтому в современной живописи и скульптуре преобладает абстрактный стиль. Пожалуй, ни в одной стране мира не видел я такого количества выставок, вернисажей, садовых скульптур, зданий и разного рода сооружений, украшенных фресками и живописью.

В Иерусалиме уже много лет живет замечательный художник Лев Сыркин. С ним и его женой Лорой, родной сестрой поэтессы Елены Иоффе, вместе с которой я занимался когда-то в литературной студии Дворца пионеров в Ленинграде, нас связывает многолетняя дружба. Сама Лена тоже живет в Израиле довольно давно, выпустила несколько поэтических книг, обзавелась детьми и внуками. Помню, в первый свой приезд в ноябре 90-го года я позвонил ей по найденному мной телефону и радостно закричал в трубку: «Ленка, привет! Ты помнишь, как мы с тобой целовались в параднике в сорок седьмом году?» – «Ты, что, с ума сошел? – возмущенно ответила она. – Там же рядом твоя жена!»

Семья Сыркиных выезжала из Москвы в 1972-м, когда Лев Сыркин уже был известным художником-монументалистом, одним из авторов мозаики киноконцертного зала «Октябрь» на Новом Арбате. Выезжали трудно, с тремя маленькими детьми, полностью пройдя через чистилище унижений и препон, создаваемых тогда властями. У Льва вышла сейчас в Израиле книжка воспоминаний на русском языке, посвященная этой горестной эпопее с публичным исключением из Союза художников и другими мытарствами. Книга называется: «Я вам не должен». Первые годы в Израиле им пришлось нелегко.

Сейчас Лев Сыркин – один из ведущих художников Израиля, человек, уважаемый всей страной и пользующийся широким международным признанием. Он – член Итальянской академии художеств. В 1998 году он был объявлен «Человеком года». Он получает многочисленные заказы от государства и частных фирм. Мы видели его превосходные мозаики и смелые скульптурные композиции в Иерусалиме и других городах. Мне особенно понравились мозаики на химическом заводе, стоящем на Мертвом море. На этом заводе производят поташ, используя в качестве сырья суперсоленую мертвоморскую воду. На завод мы ездили вместе с автором на специальную экскурсию. Здесь находятся две огромных мозаики Сыркина. Одна украшает стену в гигантском зале, где размещается заводская столовая.

Нельзя попутно не отметить, что этот химический завод поражает не только мозаиками и панно, которые у нас украшали бы стены правительственных резиденций или музеев, но и оранжереями, чистым воздухом, обилием фонтанов и стерильной чистотой внутри и снаружи, в том числе, конечно, и в празднично убранной столовой. Здесь питаются все вместе – от директора до разнорабочего. Различить их, кстати, нелегко, поскольку все одеты в одинаковую синюю униформу. Вторая мозаика занимает стену первого этажа в здании, где размещается заводоуправление. Я помню, уже настало время уезжать, а Лева все стоял, обернувшись от входных дверей, и смотрел на свое детище, освещенное багровыми лучами заходящего солнца.

Неподалеку от Хайфы, на берегу Средиземного моря, расположена знаменитая деревня художников Эйнхот, сильно пострадавшая несколько лет назад от лесных пожаров. Там долгие годы жил мой давний питерский приятель, талантливый художник Евгений Абезгауз. Когда-то, в 70-е годы, в период андеграунда и подавления нон-конформистского направления среди художников, как и среди других областей культуры, он организовал в Питере удивительную выставку двенадцати художников под крамольным тогда названием «Алеф».

До 1948 года Эйнхот была арабской деревней, затем ее отдали художникам. Камни, из которых здесь сложены дома, имеют многовековую историю: ими пользовались для строения домов еще греки, позднее римляне, крестоносцы и арабы, а сейчас – художники. В 2006 году для фильма «Атланты держат небо» мы записали с Евгением интервью и немного поговорили о традициях израильской живописи. Вот что он рассказал: «Вопрос, который интересует очень многих – «Что такое израильское искусство?» Это искусство, которое создано в Израиле или израильтянами. Потому что в Израиле нет израильской школы. Здесь существуют американская, французская, русская, немецкая школы. Каждый приезжает в Израиль со своей методикой, начинает преподавать в нашей Академии в Бецалеле, тоже в продолжение той или иной школы. Там, кстати, сейчас много ребят из питерской Мухинской Академии. Они продолжают их учить так, как положено. Были в сороковых годах, даже немножко раньше, попытки организовать израильскую школу, то есть направление на основе археологического примитивизма. Это осталось как ветка. Потом ушло. И сейчас опять продолжается. Пожалуй, только Моше Костель может быть назван по-настоящему израильским художником. Человек собирал в пустыне Негев естественные земляные краски (там полно разных цветов-красителей), делал из них картины. Во дворце президента главная стена в зале приемов сделана им. Его отливки напоминают фигуры из древнейших фресок, скажем, трехтысячелетней давности. Моше Костель, на мой взгляд, единственный израильский художник с израильской школой.