Павел Фокин - Чехов без глянца Страница 32

Преосвященный Михаил был еще не старый, но же стоко страдавший от чахотки человек. На карточке он был снят вместе со старушкой матерью, верно какой-нибудь сельской матушкой, вдовой дьякона или дьячка, приехавшей к сыну-архиерею из там­бовской глуши.

Лицо его очень умное, одухот воренное, изможден­ное и с печальным, страдальческим выражением. Он приник головой к старушке, ее лицо было тоже чрезвычайно своей тяжкой скорбью. Впечатление от карточки было сильное, глядя на них — мать и сына. — чу вствуешь, как тяжело быва­ет человеческое горе, и хочется плакать.

Федор Федорович Фидлер. Из дневника:

5 февраля 1906. [Александр Чехов] рассказал так­же, что у его брата в Ялте лежало на письменном столе около тридцати ручек и карандашей, коими он пользовался без разбора.

Доходы и расходы

Игнатий Николаевич Потапенко:

Правда, что материальное положение не давало ему возможности свободно располагать своим вре­менем и выбирать место. Обладая огромным талан­том изумительной красоты — талантом, равный ко­тором)' с тех нор не появился, несмотря на богатый прилив в нашей литературе свежих дарований, и не скоро, должно быть, появится, — он не мог и мечтать о таких колоссальных заработках, какие, слава богу, позже выпадали на долю некоторых дру­гих писателей. <...>

Подумать только, что Чехов в большой богатой га­зете, которая справедливо гордилась его сотруд­ничеством, получал 12 кои. за строчку, то есть 1 го руб. за печатный лист!..

Константин Сергеевич Станиславский:

Он прямо подошел ко мне и приветливо обратил­ся со следующими словами:

— Вы же, говорят, чудесно играете мою пьесу «Мед­ведь». Послушайте, сыграйте же. Я приду смотреть, а потом напишу рецензию. Помолчав, он добавил:

— И авторские получу. Помолчав еще, он заключил:

— 1 р. 25 к.

Родион Абрамович Менделевич:

Помню, однажды, «в минуту жизни трудную», я об­ратился к А. П. за материальною помощью. Он вскинул на меня добрые, ясные глаза, вынул из ящика письменного стола записную книжку и про­тянул мне:

— Вот, голубчик, посмотрите, сколько я забрал вез­де авансов, а сам сижу без сантима... Вот, обещали выслать, — тогда не сомневайтесь, что помогу...

Владимир Иванович Немирович-Данченко:

Первые годы А. П. постоянно нуждался в деньгах, как и все русские писатели, за самыми ничтожны­ми исключениями. Письма А. П-ча, опять-таки как и письма большинства писателей, были в го время полны просьб о высылке денег. Вопрос о гонора­рах. кто сколько получает, как платят издатели, за­нимал много места в наших беседах. Кстати сказать, в денежных расчетах Антон Пав­лович был до щепетильности аккуратен. Терпеть не мог должать кому-нибудь, был очень расчетлив, не скуп, но никогда не расточителен; относился к деньгам, как к большой необходимости, а с бога­тыми людьми вел себя гак: богатство — это их лич­ное дело, его нисколько не интересует и не может ни в малейшей степени изменять его отношение к ним.

Антон Павлович Чехов. Из письма А. С. Суворину. Москва■, 27 октяЩ)я iS88 г.:

Когда у меня бывают деньги (быть может, это от непривычки, не знаю), я становлюсь крайне бес- 156 печен и ленив: мне тогда море по колено...

Владимир Иванович Немирович-Данченко:

Когда он задумал поку пать имение, я его спросил, какая ему охота возиться с этим, — он сказал: — Не надо же будет думать ни о квартирной плате, ни о дровах...

Михаил Павлович Чехов:

Большое цензовое имение (Мелихово. — Сост.) в 213 десятин, с усадьбой, лесами, пашнями и лу­гами, которые он сам же называл «великим гер­цогством», досталось ему, в сущности говоря, все­го только за 5 тысяч рублей. Условная цена была 1 з тысяч рублей, но остальные 8 тысяч рублей были рассрочены продавцом по закладной на го лет. Не наступил еще срок и первого платежа, как бывший владелец прислал письмо, в котором умолял опла­тить закладную до срока, за что уступал 700 руб­лей. Тогда я заложил Мелихово в Московском земельном банке, причем оно было им оценено в 21 300 рублей, то есть в 6о% его действительной стоимости. Я взял только ту сумму, которая требо­валась для ликвидации закладной, выданной про­давцу, и таким образом Антон Павлович освобо­дился от долга частному лицу, и ему пришлось иметь дело с банком и выплачивать ему с погаше­нием долга всего только 300 рублей в год. Какую же квартиру можно было нанять в Москве за 300 рублей в год?

Игнатий Николаевич Потапенко:

Щепетильность же его в денежных делах была ис­ключительная. Я, конечно, не имею в виду людей близких и тех, кого он признавал своими товарища­ми. Но там речь могла идти о самых незначительных суммах, которые никого не могли обременить. Тут и у него брали, и он не стеснялся.

IIo в отношении к издателям он всегда старался не быть должником и прибегал к просьбе об аван­се в самых исключительных случаях <...>. На аванс он смотрел как на петлю, которую писатель сам набрасывает себе на шею. Случалось, что, взяв аванс и убедившись, что обещанной работы дать к условленному сроку не в состоянии, он делал огром­ное усилие, чтобы достать денег и поскорее снять с своей шеи петлю и вернуть аванс, чем, конечно, больше всех и несказанно удивлял издателя, который не был приучен к такого рода щепетильности. Чехов нуждался... Как это странно звучит теперь! Но в те годы в этом не находили ничего странно­го. Напротив, считалось в порядке вещей, чтобы писатель нуждался, и чуть ли не прямо пропорци­онально его таланту.

Антон Павлович Чехов. Из письма А. С. Суворину. Ме­лихово. 16 июня 1892 г.:

Душа моя просится вширь и ввысь, но поневоле приходится вести жизнь узенькую, ушедшую в сво­лочные рубли и копейки. Нет ничего пошлее ме­щанской жизни с ее грошами, харчами, нелепыми разговорами и никому не нужной условной доброде­телью. Душа моя изныла от сознания, что я работаю ради денег и что деньги центр моей деятельности. Ноющее чувство это вмесге со справедливостью де­лают в моих глазах писательство мое занятием пре­зренным, я не уважаю того, что пишу, я вял и скучен самому себе, и рад. что у меня есть медицина, кото­рою я, как бы то ни было, занимаюсь все-таки не для денег. Надо бы выкупаться в серной кислоте и со­влечь с себя кожу и потом обрасти новой шерстью.

Петр Алексеевич Сергеенко:

Чехов не раз делал попытки привести в ясность свои материальные дела, т. е. он ли в долгу у изда-

телей, или издатели ему должны. Но его попытки остались вотще перед твердынями русской халат­ности. Это часто мутило корректного и обстоя­тельного Чехова. <...>

И вот однажды, в январе 1899 г., я получил от Чехо­ва письмо, в котором он писал о своих осложнив­шихся материальных делах и выражал, между про­чим, желание продать свои сочинения А. Ф. Марк­су, с которым у меня были тогда довольно частые сношения. <...>