Фернандо Морайс - Маг. Биография Паоло Коэльо Страница 32

— Мы не умираем с голоду. Мне не нужна милостыня, мне нужен мой сын.

Пауло выходил из комнаты только чтобы узнать о состоянии ребенка. Все полученные сведения он заносил в тетрадь:

…Утром ходили в больницу. У мальчика стала снижаться температура… Хоть бы его отец забрал свое заявление из полиции.

…Весь город уже все знает, и я не могу выйти из дому, потому что меня ищут. Мне сказали, что вчера на танцах у дверей стоял следователь, ждал моего появления.

…У мальчика снова поднялась температура.

…Меня могут арестовать в любой момент — кто-то сообщил в полицию, будто я совершеннолетний. Теперь все зависит от его состояния.

Температура повышалась и падала несколько раз. Клаудиньо пришел в себя в среду утром, через два дня после травмы, но кризис миновал только к ночи, когда врачи наконец сказали, что его жизнь вне опасности и через несколько дней его выпишут. В четверг рано утром Педро Коэльо повел сына на допрос к судье и в его присутствии подписал обязательство взять на себя все расходы по оказанию Клаудиньо медицинской помощи и пребыванию его в больнице. Мальчик выжил. Единственным серьезным последствием травмы был огромный шрам на животе, оставшийся у него на всю жизнь. Но, видимо, судьбе было угодно, чтобы карнавальный понедельник оставался для него роковым днем. Через тридцать четыре года, 15 февраля 1999 года коммерсант Луис Клаудио, имевший к тому времени жену и двух дочерей, был силой выведен из своего дома в Араруаме двумя бандитами в масках — видимо, их наняла мафия, грабившая грузовики с товаром. Его жестоко пытали, потом связали, облили бензином и заживо сожгли.

А тогда, в 1965 году спасение Клаудио не повлияло на решение Педро Коэльо принять к сыну самые строгие меры. Когда семья вернулась в Рио, он заявил, что в наказание за наезд и ложь Пауло запрещается выходить из дому по вечерам. А денег на карманные расходы, которые он снова стал получать, уволившись в декабре с землечерпалки, он не увидит, пока отец не возместит те сто тысяч крузейро (около трех тысяч реалов[19] по курсу 2008 года), что ушли на медицинские и прочие расходы. Первый табель, принесенный через два месяца после начала занятий, возродил было надежды семьи: хотя Пауло так же плохо успевал по нескольким предметам, он получил хорошие оценки по португальскому, философии и химии, и его общий балл поднялся до 6,1. Этот показатель, сам по себе весьма средний, стал несомненным свидетельством прогресса Пауло, которому уже давно не удавалось добраться даже до пяти баллов. Родители было воспряли духом, но уже в следующей ведомости средний балл опустился до 4,6, а затем едва достиг 2,5. Когда подвели итоги, в семье Коэльо разразился страшный скандал. Педро Кейма Коэльо де Соуза рвал и метал, запрещал развлечения, грозил все более страшными наказаниями, но Пауло, казалось, оставался к этому равнодушен. «Я по горло сыт колледжем, — говорил он друзьям, — сбегу оттуда, как только смогу».

Энергия и рвение, которые он не тратил на занятия в школе, полностью отдавались реализации проекта стать писателем. Убежденный в собственном таланте, не желая пребывать в неизвестности, Пауло решил, что помочь ему может только одно: реклама. В начале 1965 года во время долгих прогулок по пляжу Копакабана с Эдуардо Жардином, он вслух размышлял о том, как стать признанным писателем. Решение задачи представлялось ему простым: мир становится все более материалистическим (неважно, по чьей вине — коммунизма или капитализма), поэтому, скорее всего, искусство, в том числе и литература, обречено на исчезновение. И только массовая информация, то есть реклама может спасти мир от культурного Армагеддона. Пауло твердил Жардину, что его особенно беспокоит литература: она не получила такого широкого распространения, как музыка, ею мало интересуется молодежь.

— Если нашему поколению никто не привьет интереса к литературе, — делился он опасениями с Эдуардо, — она очень скоро перестанет существовать. — И Пауло поведал другу свой рецепт спасения литературы: — Моим главным занятием станет массовая коммуникация, пропаганда; она будет тем инструментом, которым я заставлю публику читать и обдумывать то, что пишу. Благодаря ей мои книги станут лучше продаваться, но это — вторичный результат. Главное — таким образом я пробужу всеобщий интерес к моим идеям, к моим теориям. — Друг слушал с недоверием, но Пауло и дальше излагал ему проект, относящийся уже к тому времени, когда публика будет завоевана. — А потом, по примеру Бальзака, я сам буду писать — под псевдонимом, разумеется, — критические и хвалебные статьи о собственном творчестве, но это уже совсем другая история.

Жардин не соглашался:

— Ты очень по-коммерчески рассуждаешь, Пауло. Ты же знаешь, что реклама насквозь лжива, она заставляет людей делать то, чего они не хотят.

Но Пауло был настолько уверен в действенности своего плана, что в январе наклеил на поверхность письменного стола нечто вроде программы того, что собирается сделать в новом году:

Литературная программа на 1965 год.

Покупать все газеты, выходящие в Рио.

Изучить их литературные отделы и выяснить, кто ответственные редакторы и руководители этих газет. Посылать свои сочинения редакторам и объяснительные письма руководителям. Установить с ними телефонные контакты, справляясь о дне, когда мои сочинения будут опубликованы. Информировать руководителей о моих намерениях.

Найти покровителей.

Провести всю эту работу и с журналами.

Выяснить, пожелает ли кто-нибудь систематически получать мои сочинения.

Провести такую же работу с радиостанциями. Попытаться создать собственную программу или поступить на службу в уже существующие. Выяснить по телефону, будет ли передано то, что я им посылаю, и если да, то когда именно.

Достать адреса известных писателей, послать им мои стихи, попросить высказать о них свое мнение и поместить в изданиях, с которыми они сотрудничают. Обращаться к ним снова и снова, если письмо останется без ответа.

Приходить на автограф-сессии, конференции, встречи, премьеры спектаклей, стараться побеседовать со знаменитостями и сделать так, чтобы меня заметили.

Организовать показы моих, театральных пьес. Приглашать на них литераторов старшего поколения, чтобы добиться их покровительства.

Попытаться наладить контакты с писателями нового поколения, угощать их коктейлями, посещать места, где они собираются. Продолжать себя рекламировать, рассказывать в писательских кругах о своих удачах.

Отпечатанный на машинке план казался беспроигрышным, но в реальной жизни Пауло не удавалось выбраться из унизительной и обидной безвестности. Его не печатали, он не сумел познакомиться ни с одним критиком, ни с одним журналистом, ни с кем из тех, кто бы смог отворить ему заветную дверь или протянуть руку помощи на пути к славе. Его угнетало еще и то, что учился он хуже некуда. Пауло с трудом заставлял себя ходить в колледж Эндрюс — и делал это совершенно напрасно, потому что его оценки становились все позорнее. У Пауло всегда был такой вид, будто он витает в каком-то совсем другом мире. И вот в состоянии такой душевной летаргии он познакомился с учеником классического отделения колледжа Эндрюс, которого звали Жоэл Маседо. Юноши были одного возраста, но Жоэл оказался полной противоположностью Пауло: общительный экстраверт, хорошо ориентировавшийся в политике, он был одним из самых молодых представителей так называемого поколения «Пайсанду», к которому принадлежали киноманы и интеллектуалы, собиравшиеся в кинотеатре «Пайсанду» в районе Фламенго. Жоэл руководил школьным театральным кружком и отвечал также за газету «Агора» — печатный орган учеников колледжа Эндрюс. В редколлегию он пригласил и Пауло. Газетка постоянно конфликтовала с консервативно настроенным руководством колледжа, поскольку выступала против репрессий и произвола находившейся у власти военной клики.