Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - Юрий Александрович Соколов Страница 32

не имевший ничего, в том числе и определенного положения в иерархии и живший в прямом смысле слова «под крылом» дяди и «по милости» новгородцев, вдруг обретает определенность. Вряд ли фантазии отрока Владимира и Добрыни простирались на тотальный передел всей Руси. В первые годы этого не позволил бы Святослав. Сидя на берегах Дуная он намеревался контролировать Русь, исходя из принципа «разделяй и властвуй». Но и после кончины Святослава, когда неизбежность большой войны на Руси становилась все более очевидной, Владимиру едва ли можно было надеяться на великокняжеский стол. Амбиции его, скорее всего, были бы вполне удовлетворены, если бы ему удалось закрепить за собой положение лидера Северной Руси.

Реальное положение вещей было таково, что современнику гораздо легче было поверить в то, что большая война внутри Руси окончательно расчленит не слишком прочную, рыхлую и многоглавую конфедерацию. То, что эта война объединит Русь и укрепит ее государственность, должно было восприниматься современником как фантазия и чистой воды идеализм. Понятны были стремления Киева укрепить власть и сделать контроль над уделами менее формальным. Понятны были стремления окраин: каждый удел, с одной стороны, стремился установить собственную власть в Киеве, с другой стороны, стремился сохранить и даже еще более расширить свою автономию.

Для находившегося на северной окраине Владимира мечта о Киеве была чистой «маниловщиной», и ей он вряд ли предавался – жизнь была сурова и учила реализму, учила именно той реальности, согласно которой «политика есть искусство возможного». Возможным же представлялось закрепиться в Новгороде и, быть может, вовсе окончательно отделиться от Киева. Несомненно, многие новгородцы, даже их подавляющее большинство, будь такая возможность, с радостью и готовностью придерживались бы именно такой политической программы. В последующие века Новгород будет не раз заявлять о своей «особливости», о том, что он «опорочь земли Русской», а потому не случайно московские великие князья, заново воссоздававшие единое Русское государство, видели именно в новгородцах основного и последовательного врага единства. Да, новгородцы были бы не прочь «отложиться» от ненавистного Киева (кстати, еще вопрос, долго ли тогда им нужен был бы «свой» князь), но возможности для этого не было: благосостояние Новгорода слишком сильно зависело от торговли, а равноценного рынка, который бы заменил Византию, не было. И все опять упиралось в Киев, который контролировал выход из Руси на Черное море. Тут положение новгородцев казалось совершенно безнадежным в сравнении с теми уделами, что обступали Киев со всех сторон. Новгород был дальше всех, между ним и Киевом была вся Русь. Вот и ответ: в отличие от прочих уделов, которые вполне удовлетворялись властью над Киевом, Новгороду нужен был контроль как непосредственно над Киевом, так и над всем долгим путем от Ильменя до среднего течения Днепра, т. е. нужен был контроль над большей частью территории Руси. И выходит, что Новгороду нужно было прочное и исправно функционирующее Русское государство, но только такое, которое контролировалось бы именно новгородцами.

Для этой цели и нужен был Владимир Святославич, которого считали не без оснований «своим»: место ему в планах новгородских знатных мужей было уготовано не в Новгороде, а именно на золотом столе Киевском! «Свой» князь должен был обеспечить новгородцам широкие преференции и во внутренней, и во внешней торговле. Русские гости ведь приходили в Константинополь не с западноевропейским товаром (таковой в столицу Империи прибывал из Италии), а с отечественным: железо, зерно, пушнина, мед, воск и прочие богатства Руси неизменно пользовались спросом у ромеев. Какие же сказочные прибыли открывались перед новгородскими знатными семьями, если они получили бы через «своего» князя право на монопольную торговлю с Империей, а отечественный товар «на корню» скупали бы и у псковских кривичей, и у смолян, и у радимичей, и у дреговичей, и у всех прочих! Именно этим объясняется «обхаживание» Владимира, на которого новгородцы имели далекие виды и прочную надежду. От этой роли Владимир не мог быть свободен, ему просто некуда было деваться, без защиты Новгорода он не имел шансов не то чтобы преуспеть, но даже шансов выжить.

В контексте этого замысла становится понятной и политика Новгорода. Усобица должна была на первом этапе избавить Киев от возможной узурпации власти сильной политической фигурой, сама гибель которой даст старт к усобице. Убийство Люта Свенельдича сделало и то, и другое: и сохранило в Киеве слабую фигуру Ярополка, и спровоцировало усобицу. На втором этапе Киев следовало освободить от самого Ярополка, и от «святославовых ветеранов». Освобожденный от легитимной власти стольный город становится немедленно ареной схватки между удельными Святославичами. Эта война – третий этап. И в нем новгородцы должны не спешить, а держаться в стороне, давая армиям прочих уделов либо уничтожить друг друга, либо тотально ослабнуть. На четвертом этапе Новгород, сохранивший свои силы, заявит свои права и посадит в Киеве «своего» князя, т. е. Владимира Святославича. «Сильных аргументов» против него у безмерно ослабленных усобицей уделов не будет.

План хорош, но он уже на втором этапе дал сбой. Овруч не стал «могилой» для Ярополка – он стал «могилой» для удельных дружин, в том числе и для новгородской. Вместо войны на далеком юге, не берегах Днепра, война стремительно и неожиданно придвинулась к Волхову. Армия, возглавляемая Свенельдом, не встречая на пути сопротивления, приближалась к Новгороду. Надо полагать, это были нелегкие дни для творцов новгородской политики и для рядового посадского населения. Для Владимира с Добрыней, впрочем, тоже. Казавшийся неизбежным погром Новгорода означал для них потерю всего: им оставалось либо бегство, либо гибель. Свенельд был исполнен намерения раз и навсегда покончить с мятежным Новгородом. Однако Свенельд умер: он был стар, и его кончина от бремени лет и забот видится вполне естественной. Но нельзя исключать и того, что уйти из этого мира ему помогли, ибо он вопреки возрасту был слишком силен, энергичен и опасен. Тот, кто участвует в «большой политике», особенно на ее переломных моментах, всегда должен быть готов и к такому исходу. Планы Свенельда, если они были, погибли вместе с ним. Вместе с тем качественно изменилась и ситуация.

Армия, лишившись вождя, уже вошла в новгородские земли и приближалась к городу, но ясности, что ей следует делать, не имела. Как любой потенциальный узурпатор и диктатор, Свенельд привечал верных исполнителей и старался избавляться от любых сильных фигур в своем окружении, справедливо видя в них опасных конкурентов. Ситуация классическая за историю человечества во все времена и во всех странах: если она и давала сбой, то только для того, чтобы доказать, что на смену одному хищнику придет иной, более сильный, осторожный