Анна Федорец - Савва Морозов Страница 32

Морозовская стачка началась в селе Никольском 7 января 1885 года и продолжалась 11 дней, до 17 января. В первый же день забастовки в ней приняло участие огромное по тем временам число рабочих — обычно называют цифру в 8, а иногда и в 11–12 тысяч человек. Думается, первая цифра более правдоподобна.[121] Что же вызвало столь массовый протест?

На этот вопрос самые разные источники отвечают однозначно: причинами стачки стали понижение заработной платы и высокие штрафы на производстве. Подробное описание размера и порядка штрафования дал лидер большевиков, Владимир Ильич Ленин. Для него Морозовская стачка была одной из крупнейших вех в становлении революционного сознания рабочих — переходом от стихийной борьбы с «притеснителями» к борьбе организованной, под руководством «передовых» рабочих. «С 1882 года Морозов стал сбавлять плату, и до 1884 года было пять сбавок. В то же время становились всё строже и строже штрафы: по всей фабрике они составляли почти четверть заработка (24 копейки штрафов на заработанный рубль), а иногда доходили у отдельных рабочих до половины заработка».[122] Однако свидетельство В. И. Ленина нуждается в существенном уточнении.

Во-первых, в тот период — вплоть до 1886 года — система штрафов за выработку некачественного товара и нарушение трудовой дисциплины существовала не только на морозовских фабриках, но и на других предприятиях страны: «До 1886 года… фабриканты могли брать штрафы, за что хотели и в каком угодно количестве». Во-вторых, Владимир Ильич ничего не говорит о причинах, побуждавших Тимофея Саввича Морозова штрафовать работников, а без этого информация о штрафах оказывается неполной.

Люди, укорененные в советской действительности 1930-х и сочувствовавшие российскому рабочему движению, утверждали: «Владелец фабрики, просматривая итоги штрафов, часто говорил браковщикам: «Мало, прогорю», — в то время как сумма штрафных денег составляла более 20 тыс[яч] руб[лей] в год».[123] Но это не соответствует действительности. Начиная с 1880 года по распоряжению Т. С. Морозова штрафные деньги шли не в его карман, а на выплату рабочим пособий по увечью.[124] Вероятно, несколько ближе к истине свидетельство Зинаиды Григорьевны Морозовой, невестки Тимофея Саввича. Зинаида Григорьевна писала об упрямом характере своего свекра: «Не жаден был, не скуп, мог бы фабричному народу скостить штрафы. Ан нет, амбиция хозяйская не позволяла… Вот и достукался до забастовки».[125] Иными словами, Тимофей Саввич, радея о будущности всего предприятия, не сумел или не захотел вовремя пойти на уступки. В пользу того, что Т. С. Морозов не был человеком жестоким или жадным, говорит следующий факт: наравне с представителями других ветвей морозовской династии он постоянно заботился о благоустройстве быта своих рабочих.

Именно в бытность Тимофея Саввича хозяином Никольской мануфактуры при ней был создан небольшой фабричный городок, положивший начало будущему городу Орехово-Зуево. Он состоял примерно из 450 зданий жилого, хозяйственного и культурного назначения. К 1882 году, помимо казарм для жилья и административных построек, здесь имелись детский приют (аналог современного детского сада), ясли, приют для сирот, школа, ремесленные мастерские, богадельня для престарелых рабочих с состоящим при ней домовым храмом и т. п. Была также больница на 200 кроватей, а при ней аптека и поликлиника. Больница была устроена с учетом новейших медицинских достижений: величина палат была такова, чтобы на каждого больного приходилось до пяти кубических саженей воздуха. «Двухэтажное здание больницы стояло отдельно от производственных корпусов и располагалось окнами на юг.

В каждой из палат имелись вентиляторы для свежего и теплого воздуха. Палаты были терапевтические и хирургические. Для инфекционных больных предназначался специальный барак на 20 кроватей. Больных обслуживали 2 врача, аптекарь, 7 фельдшеров и 38 служителей. Родильный приют на 6 кроватей обслуживали врач, 2 акушерки, 6 помощниц».[126] За пределами Никольского, на других землях Товарищества, были созданы еще одна больница и больничный барак при торфоразработках. Молоко для больниц, приютов и колыбельной поставлялось с собственного скотного двора, где специально для этих целей содержалось 35 коров. Пользование всеми перечисленными благами было бесплатным. Только за 1880/81 отчетный год Товарищество затратило на содержание медицинских учреждений приличную сумму — более 40 тысяч рублей. Еще почти семь тысяч было потрачено на содержание детских учреждений.

Таким образом, в Никольском имелось всё, чтобы обеспечить благосостояние рабочих и членов их семей. Появилась возможность воспитывать потомственных рабочих: дети, не достигшие семилетнего возраста, содержались в яслях и детском саду, в семь лет шли в училище, а затем — в учебные мастерские для приобретения профессии. Девочек учили рукоделию, мальчиков — столярному, слесарному, токарному, кузнечному, ткацкому и переплетному ремеслам. Нередко одной из причин стачек называют то, что фабричному люду стали продавать гнилые продукты. Однако из донесений чиновников известно, что это не так. Ассортимент продуктов был достаточно широк: несколько сортов мяса и рыбы, хлеб, мука, различные крупы, масла, овощи, чай, сахар, пиво, молочные продукты. Качество отпускавшихся в лавке продуктов было неизменно хорошим. Помимо харчевой лавки на территории мануфактуры функционировал рынок, где можно было купить продукты крестьянского хозяйства. Питьевая вода с 1880 года поступала из специально пробуренных артезианских скважин. Имелись пекарня и квасная, причем квас на фабрике отпускался бесплатно. За проживание в казармах и отопление жилья плата с рабочих также не взималась. Не забывало руководство фабрики и о духовных потребностях рабочих. Так, в Никольском существовало две библиотеки: общественная и детская, которая находилась при училище.

Разумеется, если судить с точки зрения сегодняшних бытовых норм, условия проживания рабочих Никольской мануфактуры были далеки от идеальных. Использовался — как и на других фабриках — труд детей и подростков, работа на предприятиях проходила в три смены, причем третья смена — в ночное время. Казармы «состояли из тесных «каморок», набитых семьями». И всё же… подобные вещи необходимо расценивать с позиции того времени, когда они происходили. Большинство рабочих — это бывшие крестьяне, покинувшие деревню ради заработка. Поэтому проживание нескольких семейств в одной казарме «соответствовало укоренившейся привычке деревенской бедноты жить большой семьей в одном помещении».