Евгений Полищук - Преданный служитель Церкви. О церковной и общественной деятельности митрополита Питирима (Нечаева) Страница 33

Однако и этот проект, с которым я тогда носился с разным успехом по разным организациям[10], не произвел особого впечатления на сотрудников редакции. Мне сказали: всё это, конечно, хорошо; а вот не могли бы Вы написать статью по русским религиозно-философским обществам?

Я так хотел попасть в Издательский отдел, что был заранее согласен на любую работу; а тут мне предлагают написать статью по теме, которой я действительно много занимался, изучал архивы, вел переписку с Н. А. Струве о возможности издания книги на эту тему в «YMCA-Press». И я с восторгом взялся за эту статью, которая и появилась в апрельском номере Журнала[11].

После этого я был представлен митрополиту Питириму. Тогдашний заместитель Владыки диакон Андрей Лоргус привел меня к нему.

– Владыка, вот раб Божий Евгений хочет работать у нас, написал хорошую статью о Религиозно-философских обществах в предреволюционной России.

– Кто Вы?

Я рассказал, что по образованию я – физик, однако с давних пор интересовался вопросами сначала философскими, потом и богословскими; был в дружеских отношениях с бывшим ответственным секретарем «Журнала Московской Патриархии» Анатолием Васильевичем Ведерниковым, а также Н. П. Ивановым, которые и руководили моим самообразованием в этой области; с давних пор мечтаю попасть в такое место, где богословием можно будет заниматься официально.

– Что ж, я не возражаю, давайте, попробуем.

– Владыка, только я не хотел бы сейчас сразу уходить из МГУ: а вдруг я Вам не понравлюсь?

– Ну, что же – сейчас это можно, сейчас совместительство допускается…

Глядя из сегодняшнего дня на этот разговор, я до сих пор поражаюсь кротости и вместе с тем проницательности Владыки: не знаю, как бы я сам вел себя в ситуации, когда человек, которого ты намереваешься взять на работу в штат, проявляет нерешительность, начинает выдвигать какие-то условия… Но Владыка, видимо, понял мое внутреннее состояние и не поставил мне в вину нежелание сжечь все мосты в своей прежней жизни… И это решение Владыки определило мою судьбу – я наконец-то попал на работу в Издательский отдел, где работаю и по сей день…

Ежедневно бывая в Отделе, я не раз встречался с митрополитом, брал у него благословение. Иногда, когда Владыка прогуливался во дворе, он останавливал меня для разговора, спрашивал: над чем Вы сейчас работаете? – и выслушивал мои планы. После каждой такой беседы я, конечно, испытывал большой эмоциональный подъем и готов был «свернуть горы». Помню, говорил он мне и об отце Сергии Булгакове, которого Патриарх Алексий I завещал ему богословски «реабилитировать».

Понятно, что в то время я как рядовой редактор задания получал от своих прямых начальников; но дважды я получал задания и непосредственно от Владыки. Первый раз это было так: на одном из редсоветов Владыка обратился ко всем присутствующим, что вот нужно бы написать статью по истории экуменизма, как-то оправдать его, а то уже это слово становится среди православных едва ли не бранным; кто возьмется?

Я, конечно, вызвался и для начала подготовил публикацию старой статьи архимандрита Киприана (Керна) «Дореволюционное русское духовенство за границей», в свое время напечатанной в трудах Сергиевского богословского института в Париже[12]. Она имела подзаголовок «Экуменизм до экуменического движения» и была посвящена деятельности священников при наших иностранных посольствах, знакомивших западный мир с Православием задолго до экуменических съездов XX века. Однако затем Владыка как-то охладел к этой теме, и дальнейшего развития на страницах Журнала она не получила.

Более плодотворным оказалось другое задание Владыки. Как-то весной 1994 года митрополит вызвал меня к себе в кабинет, рядом с ним на диване сидел незнакомый мне архиерей, а перед ними на журнальном столике – толстая подшивка газет. Архиереем оказался архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Владимир, а газетной подшивкой – его еженедельник «Слово жизни» за три года издания. Митрополит Питирим попросил меня написать заметку об этом тогда еще достаточно редком опыте налаживания епархиальной церковной печати, что я и исполнил[13]. В то время я уже приступил к разработке компьютерной информационно-поисковой системы «Христианская информатика»[14], но занимался в первую очередь ее агиографической и иконографической подсистемами; задание Владыки дало мне повод продвинуть ее библиографическую часть, и в ходе подготовки публикации я ввел в соответствующую базу данных описания статей всех 112 номеров указанного еженедельника (их оказалось 837), что не только помогло написать заметку, но и позволило отработать технологию ввода данных, систему ключевых слов и рубрик, словом – приобрести опыт, которым я и воспользовался позднее уже для статей «Журнала Московской Патриархии».

Но добиться официальной поддержки этой тематики мне так и не удалось, несмотря на хороший повод – исполнившееся осенью 1993 года пятидесятилетие непрерывного выхода Журнала. На редсовете прямой вопрос заведующей редакцией Аллы Георгиевны Чулюкиной: а не отметить ли нам этот юбилей созданием указателя статей за эти 50 лет – Владыка оставил без ответа: скорее всего он понимал, что быстро сделать такой указатель не получится. И действительно, это удалось сделать только к 2006 году, когда соответствующий указатель появился на сайте Издательского Совета[15]; сейчас (на начало 2008 года) он уже содержит свыше 30 тыс. статей.

Начало 1990-х годов было в стране временем трудным, многие церковные организации получали тогда гуманитарную помощь из-за рубежа. Владыка также заботился о своих сотрудниках, и нам частенько выдавали крупу, топленое масло, сухие сливки, колбасу «салями». Происходило это в подвале здания на Погодинке. Иногда колбасы было так много, что она лежала там прямо на полу и чуть ли не полуметровым слоем, так что запах чувствовался даже на проходной…

Яркие воспоминания остались у меня от разговлений в трапезной Отдела после ночной службы на Пасху и на Рождество, куда нас всех привозили из храма Воскресения словущего на автобусах.

Хорошо запомнился один из последних редакционных советов, который был в Малом Каминном зале. Владыка почему-то угощал всех его членов полным обедом. Он был в настроении грустно-элегическом – думаю, что уже ожидал своей отставки. Среди сказанного им тогда меня поразила такая фраза: «за свою жизнь я стольким людям сделал добро – и никто не ответил мне благодарностью…»

Но я думаю, что сам факт выхода этого сборника свидетельствует об обратном.

Последнее деяние Владыки в Отделе было таким: он выписал сотрудникам премию, причем всем – вплоть до уборщиц – одинаковую…

Евгений Полищук, заместитель главного редактора

Издательства Московской Патриархии,

член Фонда «Наследие митрополита Питирима»

Хор Издательского отдела

В одном из кабинетов Издательского отдела Московского Патриархата висел портрет Владыки Питирима. Этот портрет обладал необычайными свойствами, о которых знали немногие. Глядя на него, можно было с большой вероятностью узнать, в каком Владыка пребудет настроении. Если левая бровь чуть приподнята, жди выговора, если правая – Владыка настроен шутить. А иногда казалось, будто брови Владыки сходились к переносице, а пышные усы несколько надувались, что предвещало ураган. Я уже не говорю о глазах Владыки, которые глядели то по-детски беззащитно, то карающе грозно. Но решающим моментом, определяющим твою судьбу в этот день, было благословение Владыки. Любая мелочь в этот момент имела значение: холодная или теплая у него рука, придерживает ли он твою руку в момент, когда ты прикладываешься к его руке, позволяет ли он после этого прикоснуться к своей бороде, если да, то какую часть бороды он подставляет для этого: нижнюю, среднюю или в районе щеки; колются ли его усы или они шелковистые, от прикосновения к которым в сердце появляется сладкое щекотание. Но очень огорчительно, когда разгонишься, бывало с вытянутыми губами к щеке Владыки, навстречу его движению, а он в последний момент твердо остановит тебя рукопожатием, отчего чувствуешь себя навязчивым болваном. Но и после благословения его удаляющаяся поступь, движения, с какими он закрывал дверь своего кабинета или оставлял ее нараспашку, продолжали рассказывать внимательным и преданным сотрудникам издательства о настроении архиерея.

И был еще один очень важный для понимания характера Владыки предмет, о котором в Издательстве мало кто знал – это темно-коричневый лакированный футляр, стоявший в его келье, где хранилась старинная виолончель, которую он иногда вынимал и, когда его никто не мог услышать, играл. Я об этом знаю потому, что сам играю на смычковом инструменте, и Владыка, зная об этом, просил меня найти для него хорошего учителя по виолончели. Возможно, благодаря любви к музыке в характере Владыки была та гибкость и подвижность, которой не может быть у тех, кто никак не подвластен музыке…