Амани Уисааль - Проданная в рабство Страница 33

На последней фразе Жозефины я сконцентрировала свое внимание:

– Ты считаешь меня свиньей?

– Я оговорилась, – отмахнулась от меня сестра.

– Мне так не показалось, – мягко произнесла я.

Мы попытались побыть семьей еще ровно час, а затем обе устали от этой роли.

– Это огрызки старой жизни. Мы чужие люди, Айсу. И это ясно, как белый день, – злилась она. – Не могла бы я остаться еще на некоторое время пожить в гостинице? – уточнила сестра, когда мы собирались покинуть квартиру Марго. Я отрицательно покачала головой, а она на это сильно разозлилась. Она пообещала распродать все по спекулятивной цене, но для начала предложила мне выкупить «замок детства».

– У меня просто нет сейчас на это времени, и поэтому если ты заплатишь (она назвала сумму, за которую я могла приобрести современную многометражную квартиру в центре города). Мне хотелось заорать: «Да что же с тобой такое, сестра?! Неужели ты не чувствуешь и не понимаешь, что жадность губит не только фраеров?! Что посеешь, то и пожнешь… рука руку моет… большое видится на расстоянии! Сколько их – народных мудростей – пришедших в обиход из глубины веков, чтобы защитить от опрометчивых шагов?!». Конечно, высокопарные речи не были уместны. Взывать к совести Жозефины было все равно, что плевать против ветра.

Я покидала родину без трепета и сожалений. Нам не удалось расстаться сестрами, Жозефина предлагала купить ее расположение, я отказалась устанавливать рыночные отношения. Я обнаружила, что из гостиничного номера пропали мои драгоценности (я взяла несколько ювелирных изделий, желая сделать подарки сестрам, но не представилось случая). Я была уверена, что побрякушки вывез Михаил, именно эти дела оказались у него, когда он заспешил домой. Видимо Жози чувствовала себя победительницей в этом раунде, я не стала ее разочаровывать. Из России я уезжала ни с чем, оставшись у разбитого корыта. На память я прихватила пожелтевший листок-объявление, в котором предлагали вознаграждение за любую информацию о пропавшей девочке по имени Скарлетт. Она действительно исчезла без вести, ее больше не существовало для всех – даже для меня.

Глава 16

Дичь в западне

– Идрис, вы меня напугали! – вздрогнула я, когда мой новый друг вошел в комнату отдыха для персонала клиники. Я расчесывала волосы, сняв платок. Он смотрел на меня завороженно и сделал комплимент. Я смутилась и поблагодарила молодого мужчину, который при мне очень смущался и становился угловатым.

– Знаете, Айсу, вы можете носить европейский костюм. Или русский – какой угодно! Я придерживаюсь современных взглядов… и еще ищу спутницу на всю жизнь… и если бы вы…

– Идрис, я очень ценю и уважаю вас, но я просила…

– Я помню! Дать время и не торопить! Но я ничего не могу с собой поделать, вы мне нравитесь, Айсу, и с самого первого дня…

К счастью, вошла медсестра по имени Парма – веселая индианка, любящая мурлыкать песенки и вмешиваться в чужие дела. Она была главной помощницей доктора, безнадежно любившей его.

– Вы так оба покраснели, будто собирались сделать что-то неприличное, хихикнула она немного ревностно. – Я хочу заказать обед. Кто со мной?!

Идрис к ее сожалению отказался, а я поддержала идею перекусить. Мы отправились в красивое дорогое кафе, в котором мы могли обедать за скромную плату. Хозяин этого заведения лечил у нас своего пернатого друга, и мы получили хорошую скидку на обеды.

– Сколько тебе лет, Айсу? – уточнила Парма.

– Почти семнадцать, – ответила я.

– И какие у тебя планы? Хочешь выйти замуж за нашего птичьего доктора?

– Я не планирую замужество в ближайшее время, – успокоила я ее. – Идрис – добрый человек. Он мне нравится, но… я не смогу его полюбить. Мои мысли, мое сердце, моя душа принадлежат другому человеку. И на то, чтобы его забыть, мне понадобится очень много времени!

– Любовные страдания! – заговорщически произнесла Парма, склонившись над столом. – Как же я их обожаю!

Официант принес наш заказ – ароматный кебаб и лепешки. Мы заказали тарелку овощей на двоих и бутылку холодной воды.

Парма задавала много личных вопросов, на которые я не хотела отвечать. Она рассказала мне о чувствах к доктору и надеялась на взаимную откровенность, но я не была настроена на душевные беседы.

– Ты приехала из России?

Я кивнула.

– Откуда ты знаешь арабский?

– Я его учила, – произнесла я, пережевывая вкусную еду и предотвратив последующие вопросы, произнесла: – У меня на родине принято жевать во время трапезы, у нас говорят: когда я ем, я глух и нем.

К счастью Парма была не обидчивой девушкой, она кивнула и принялась за еду.

Я работала на ресепшене клиники. В мои обязанности входило записывать на прием птиц, принимать звонки, фиксировать отчетность по результату врачебной консультации. Мне казалось, что это игрушечная больница, в которую скучающие богатеи заезжают в качестве развлечения. Своими мыслями я поделилась с Идрисом, чем насмешила его.

– Недавно приехал мужчина и расплакался, когда ты поставил диагноз, что его питомец не сможет больше летать! Это странно! – возмутилась я.

– Поверь мне, Айсу, животные намного лучше людей… Они честнее… и не разбивают сердца!

Я густо покраснела, предположив, что птичий врач имеет в виду меня – мое нежелание быть с ним вместе, но он словно прочитал мои мысли и успокоил, заверив, что не держит обиду.

– Я все понимаю, Айсу… Недавно наша Парма призналась мне в любви, и я понял, что ты чувствуешь! Поэтому обещаю тебе больше не докучать, но ты обязана поговорить с этой индийской женщиной, чтобы она поменьше болтала о кама-сутре!

Я рассмеялась, пообещав деликатно намекнуть влюбленной приятельнице, чтобы она не забывала о приличиях. Я протянула Идрису руку, уточнив:

– Друзья?

– Ты должна побывать на соколиной охоте, чтобы понять прелесть этих можно сказать священных птиц. Ты изменишь к ним свое отношение! В выходные?

Я кивнула. Мне нравилось, что доктор оставил меня в покое, и больше не будет докучать своей любовной лирикой.

Мы с Пармой сняли небольшую квартиру в соседнем квартале, и я переехала из лачуги в хороший дом. Идрис. Как и обещал, повез меня на охоту.

– Я, конечно, не могу позволить себе несколько птиц и шикарный эскорт, – оправдывался он. – Моя птица живет на обычной ферме, там его вынашивают.

– Что делают? – удивилась я.

– Вынашивают – то есть тренируют. Сокол должен адаптироваться, привыкнуть к людям, к лошадям.