Александр Панцов - Дэн Сяопин Страница 33

Именно неугасавшая антипатия к ханьцам заставила чжуанов взять оружие и в середине 1920-х годов, тем более что в новое время их жизнь продолжала ухудшаться. С установлением власти милитаристов налоговые сборы в Гуанси выросли в несколько раз. Кроме основного налога на землю, чжуаны, как и другие жители, платили теперь десятки дополнительных — на ирригацию, борьбу со стихийными бедствиями, торговлю, заключение контрактов, покупку масла, табака, чая, керосина, угля, тканей и соломенных сандалей, выращивание и забой свиней, содержание солдат и полицейских, а также на строительство военных казарм. Причем выплачивать эти налоги они должны были за несколько лет вперед! Тех же, кто не мог рассчитаться, милитаристы заключали в тюрьмы, где их нещадно били32.

Нельзя сказать, чтобы внутри самих чжуанских племен и кланов не было имущественного неравенства. Главы племен (тусы) наряду с другими чжуанскими землевладельцами в одном уезле Дунлань владели 60–70 процентами земли, вынуждая соплеменников арендовывать у них поля. Однако подавляющее большинство простых чжуанов, связанных с ними узами родства, не считали себя вправе против них бунтовать. Иное дело пустить кровь ханьцам, жившим, кстати, как правило, в городах, которые манили нищих чжуанов своей «фантастической роскошью»! Вот повстанцы Вэя и стали уже в середине 1920-х годов заниматься «экспроприацией ханьских экспроприаторов», причем убивали не только богатых китайцев, но и вообще всех ханьцев, попадавшихся под горячую руку. Отправляясь же на «дело», неизменно исполняли традиционный воинский ритуал: отрубали головы дюжине петухов и, наполнив горячей кровью сосуды, жадно их осушали и клялись истребить всех пришельцев33.

Немногочисленные местные коммунисты, действовавшие здесь до прихода войск Дэна и Чжан Юньи (их насчитывалось не более пятидесяти человек34), и прежде всего сам Вэй, изо всех сил старались придать движению классовый характер, однако им это, как правило, не удавалось. «Старшего брата Ба» все чжуанские партизаны уважали, но его большевистские идеи не воспринимали. И не только потому, что слабо разбирались в социологии. Просто в языке чжуан отсутствовали ключевые для коммуниста слова — такие, например, как «свобода» и «равенство». Так что Вэю и его агитаторам часто приходилось разыгрывать целые представления перед поголовно безграмотными и непонимавшими даже устный китайский язык чжуанами. Чтобы объяснить, например, значение слова «равенство», один из коммунистов садился на плечи другого, а затем слезал и становился рядом с ним35.

Как видно, дикая горная Гуанси, бывшая всегда одной из наиболее отсталых провинций Китая, таила немало трудноразрешимых проблем. И разобраться в них неопытному коммунисту-чужаку, молодому интеллигенту, не имевшему связи с массами и знавшему марксизм лишь по книгам, было почти невозможно. Тем более что сычуанец Дэн, как и многие другие приплывшие с ним в Босэ коммунисты, не знал не только чжуанского, но и остальных местных наречий, в том числе гуансийского диалекта китайского языка (так называемого пинхуа), а также языка хакка.

Все это, однако, Дэна ничуть не смущало. Так же, как и командировавших его в этот район вождей Компартии Китая. Похоже, они полагали, что всё как-нибудь утрясется, стоит лишь коммунистам обратиться и к китайцам, и к чжуанам с одними и теми же лозунгами о «братстве» всех угнетенных. К тому же многие китайцы Дунланя, которых революционные партизаны Вэя грабили и убивали, были в конце концов — с классовой точки зрения — «эксплуататорами». Ну а лес рубят, щепки летят!

Между тем в начале ноября в Босэ было получено указание ЦК осуществить «коммунистический переворот». Иными словами, провозгласить советскую власть, преобразовав 4-й и сводный учебный отряды в корпус Красной армии, которому был присвоен номер 7 (командиром его назначили Чжан Юньи). Находившийся же в Лунчжоу 5-й отряд следовало реорганизовать в 8-й корпус под командованием Юй Цзоюя, после чего и там создать советы. Соответствующую директиву привез неутомимый Гун Иньбин, который менее чем за месяц смог не только съездить в Гонконг и Шанхай, но и вернуться. Он также передал Дэну приказ гуандунского комитета от 30 октября, утвержденный ЦК, об образовании в Гуанси фронтового комитета — высшего органа военной и партийной власти в районах дислокации 7-го и 8-го корпусов. Секретарем его становился сам Дэн, которому, правда, ЦК приказал срочно приехать в Шанхай для личного доклада36.

Центральный комитет установил жесткий срок для начала «переворота»: в течение десяти дней со времени возвращения Гун Иньбина в Босэ. Но Дэн, обсудив ситуацию с Чжан Юньи и другими руководящими товарищами — членами вновь образованного фронтового комитета (в него вошли девять человек37), принял решение подождать: к провозглашению советской власти и реорганизации армии следовало тщательно подготовиться. Он предложил начать восстание во вторую годовщину Кантонской коммуны, 11 декабря, вслед за чем Гун Иньбин вновь отправился в Шанхай, увозя на этот раз письмо Дэна, в котором говорилось: «Мы решительно выполним указания ЦК, на что, вероятно, потребуется сорок дней подготовки, после чего будем действовать по намеченному плану и начнем восстание»38.

Тем временем в уезде Дунлань и его окрестностях уже началась «великая коммунистическая революция». Получив оружие от Дэна, Вэй и его чжуанские бойцы немедленно атаковали и захватили города Дунлань и Фэншань. Там и в соседних деревнях они учинили настоящее побоище, предав всё и вся огню и мечу. Очевидец рассказывает: «В каждом населенном пункте, захваченном в ходе борьбы с тухао [мироедами] и лешэнь [зажиточными сельскими чиновниками и учителями, дословно — злыми грамотеями], сжигалось всё подчистую. Никакой разницы между тухао, лешэнь, дичжу и находившимися под их игом крестьянами [китайцами] не проводилось. Только увидят человека — тут же убивают его»39.

Разумеется, китайские крестьяне, жившие в верховьях реки Юцзян, ужаснулись и «почти все… встали на сторону тухао и лешэнь»40. Их и без того-то с местными дичжу связывали тесные отношения, и не только национальные, но и кровнородственные (как и другие китайцы, все они жили патриархальными кланами), а тут вдруг такое! Да, в этих условиях провозглашать советскую власть в Босэ без подготовки было действительно рискованно. Тем более что большинство сельских жителей в округе являлись собственниками земли, а батраков, на которых коммунисты могли опереться, имелось довольно мало41.