Александр Керенский - Потерянная Россия Страница 33

В цепи моих данных о военном заговоре нашлось наконец главное звено!

Вся картина стала ясной до ужаса! Сомнений в правдивости рассказа Львова у меня не было: он вел себя так, как человек фантазирующий вести себя не мог.

Необходимо было в самом срочном порядке, немедленно, сейчас же в самом зародыше задавить безумную попытку, которая таила для государства смертельную опасность. Так я почувствовал сразу.

Трудно мне передать сейчас мое тогда душевное состояние. Никаких колебаний. Голова работала с чрезвычайной ясностью и быстротой.

Не успел кончить свой рассказ Львов, я уже не размышлял, а действовал. Прежде всего, необходимо было устный рассказ превратить в документ.

— Перестаньте шутить! — довольно резко обратился я к Львову.

— Теперь не до шуток, — ответил он. — Положение слишком серьезно!

— Но ведь это же безумие! И потом… как я расскажу обо всем этом Временному правительству: мне никто не поверит?! Меня самого сочтут за сумасшедшего, если я передам требование генерала Корнилова только устно с ваших слов, не имея в руках никакого документа. А что, если в решительную минуту генерал откажется от своих слов? В каком вы будете тогда положении?..

Одним словом, В. Львов подошел к столу, взял листок бумаги и написал на нем следующее:

«Генерал Корнилов предлагает:

1) объявить Петроград на военном положении;

2) передать всю власть военную и гражданскую в руки Верховного главнокомандующего;

3) отставка всех министров, не исключая и министра — председателя, и передача временно управления министерствами товарищам министров, впредь до образования кабинета Верховным главнокомандующим. В. Львов. Петроград, августа 26–го дня 1917 года».

Я почти выхватил бумагу из рук В. Львова и сейчас же спрятал ее в карман своего френча. Но этого одного документа было мало! Нужно было немедленно получить подтверждение ультиматума от самого генерала Корнилова. Был уже седьмой час вечера. Я предложил Львову к 8 часам приехать в здание Военного министерства на Мойке. Мы должны были вместе по прямому проводу получить от самого генерала Корнилова подтверждение каждого пункта ультиматума. Времени оставалось немного. Львов поехал в город. Я немедленно послал одного из адъютантов приготовить провод для разговора. К 9 часам вечера я вызвал к себе помощника директора Департамента милиции и помощника командующего войсками Петербургского военного округа.

Вскоре вслед за ушедшим В. Львовым ко мне в кабинет вошел (тоже вызванный мной) В. В. Вырубов[93]. Он как раз чуть не в этот же день уезжал в Ставку, назначенный туда представителем Земского и Городского союзов и прочих общественных организаций, работавших на оборону, на правах товарища министра. Принимая В. В. Вырубова перед его отъездом в Ставку (кажется, все в тот же роковой день утром), я дал ему устно дополнительное поручение: содействовать установлению нормальных отношений между Ставкой и правительством. Вот почему, получив от В Львова ультиматум главковерха, я сейчас же послал за Вырубовым. Ему одному я рассказал, в чем дело. Вместе мы поехали в дом военного министра на Мойке.

В. Львов опоздал. Минуты тянулись часами. А с той стороны у провода в аппаратной Ставки в таком же напряжении ждет у провода генерал Корнилов. Проходит 10, 15, 20, 25 минут… Львова нет. Ждать больше невозможно. В конце концов он дал согласие на совершенно определенный разговор. Весь он будет на ленте Юза[94], и никаких недоразумений произойти не может. Не ожидая больше Львова, начинаю говорить.

Привожу целиком по ленте Юза весь разговор.

«Министр — председатель Керенский ждет генерала Корнилова.

— У аппарата генерал Корнилов.

— Здравствуйте, генерал. У аппарата В. Н. Львов и Керенский. Просим подтвердить, что Керенский может действовать, согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.

— Здравствуйте, Александр Федорович, здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу, вновь заявляю: события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок.

— Я, Владимир Николаевич, вас спрашиваю, то определенное решение нужно исполнить, о котором вы просили известить меня, министра, председателя, только совершенно лично? Без этого подтверждения лично от вас Александр Федорович колеблется вполне доверить.

— Да, подтверждаю, что я просил вас передать Александру Федоровичу мою настоятельную просьбу приехать в Могилев.

— Я, Александр Федорович, понимаю ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

— Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович (Савинков) приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать вашего выезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас.

— Приезжать ли только в случае выступления, о котором идут слухи, или во всяком случае?

— Во всяком случае.

— До свидания, скоро увидимся.

— До свидания».

Сомнений быть больше не могло! Каждое слово письменного ультиматума В. Львова было подтверждено самим генералом Корниловым. Весь мой разговор с ним был, конечно, условным разговором, когда отвечающий знает настоящий смысл условных вопросов и раскрывает его в своих ответах[95]. В особенности интересно было подтверждение генералом Корниловым пункта, касавшегося вызова Савинкова и меня в Ставку. Этого пункта в письменном ультиматуме нет. А между тем генерал Корнилов на мой вопрос: «Необходим ли приезд Савинкова?» — на вопрос формальный отвечает по существу: «Все сказанное мной касается в равной степени и Савинкова».

Когда с лентой разговора в руках мы выходили с Вырубовым из аппаратной, навстречу нам по витой лестнице спешил В. Н. Львов. Он был по — прежнему возбужден, но менее встревожен.

— Меня задержали.

— А я уже переговорил и от вашего имени.

— Хорошо, что вы начали разговаривать, не ожидая меня[96].

По дороге в Зимний дворец в автомобиле я навел разговор на вопрос: стоит ли мне ехать в Ставку?

— Ни за что, ни за что не меняйте вашего решения, — страшно разволновался Львов, — не ездите туда. Вас там убьют[97].