3иновий Шейнис - Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек Страница 33

После Лондонской конференции Литвинов объездил все русские колонии в Англии, выступил с докладами о новых задачах партии. Владимир Ильич решительно требовал разоблачать шовинистов любого калибра и оттенка, просил Литвинова издать в Лондоне свою брошюру «Социализм и война».

28 июля 1915 года Литвинов писал Ленину и Крупской в Швейцарию: «Дорогие друзья, получил Ваше письмо от 20-го и выдал Александру на основании Вашей доверенности 41 фунт стерлингов… Брошюру[32] на английском языке советовал бы издать в Америке, в Англии рискованно, да и будет стоить массу денег. Отношусь весьма пессимистически к нашим европейским единомышленникам, так называемой левой оппозиции. Недалеко пойдут они с нами рядом, пока события не толкнут их или скорее увлекут за собой. Сообщите размеры брошюры и количество экземпляров – пришлю смету.

Привет всем.

Ваш Литвинов».

Финансовые дела партии в Лондоне и небольшие средства Ленина и Крупской, полученные за литературные труды, также находились в ведении Литвинова, и он ими распоряжался по личному указанию Ленина.

Жизнь российской колонии в Лондоне становилась все более трудной и сложной. Полиция следила за каждым шагом российских эмигрантов. Еще летом 1915 года Филис Клышко неожиданно вызвали в полицию, где интересовались ее жильцом. Начальник Криминэл инвестигеишен Томпсон долго и подробно расспрашивал ее о Литвинове: где бывает, с кем встречается, о чем говорит, кто к нему ходит? Филис ответила, что ничего дурного за Литвиновым не замечала и что он вообще прекрасный человек, очень аккуратный и вежливый.

Филис не имела понятия не только о партийной деятельности Литвинова, но даже не знала, что ее муж – большевик и что у него есть партийная кличка. Как-то вечером позвонили по телефону и попросили Степана. Филис не знала, что так в среде большевиков-эмигрантов называют Клышко, и сказала, что такой здесь не проживает.

Начальник Криминэл инвестигейшен отпустил Филис. Потом у Клышко на квартире появились двое штатских в одинаковых синих костюмах и одинаковых шляпах. Они сопроводили Литвинова в полицию, и Томпсон теперь уже его расспрашивал о Клышко: кто бывает у него, с кем он встречается? Литвинов не очень любезно ответил, что у Клышко живет два года и семь лет пользуется политическим убежищем в Англии. Насколько он знает, предоставление политического убежища эмигрантам вполне в духе английской демократии.

Томпсон промолчал. Собственно говоря, он вызвал Литвинова не за этим. Его интересовала переписка с Лениным, дела большевистской группы. Литвинов сразу понял, в чем дело: департамент полиции все же не отказался от намерения заставить большевиков покинуть Лондон. Он сказал Томпсону, что постановлений военного времени не нарушает. Что же касается данного допроса, то он сообщит о нем членам парламента.

Томпсон отпустил Литвинова, намекнув, что на этом разговор их не окончен. Литвинов написал об этом допросе Ленину в Зёренберг, где тогда жили Владимир Ильич и Надежда Константиновна. «Дорогой друг. Вашу открытку получил вчера, т. е. на 11-й день… Меня вызывал главный начальник местной полиции, допрашивал о моих взглядах, прошлом, переписке с Вами».

Владимир Ильич ответил на письмо тотчас же после его получения, но и на этот раз оно пришло с большим опозданием, а потом переписка с Лениным на некоторое время и вовсе прекратилась. Литвинов посылал письма в Берн, куда Ленин с Надеждой Константиновной предполагали переехать из Зёренберга, но письма возвратились обратно.

Все это тревожило Литвинова. Его со всех сторон обступили сложные проблемы, ленинский совет и поддержка были ему необходимы, как никогда.

К концу лета 1916 года от Владимира Ильича пришла наконец открытка. Ленин спрашивал о новостях в Международном социалистическом бюро и просил Литвинова прислать адреса некоторых товарищей, переехавших после начала войны в Англию, сообщал, что заболела Надежда Константиновна.

Литвинов сразу же ответил Ленину в Цюрих: «Дорогой Владимир Ильич! – писал он. – Рад был Вашей открытке чрезвычайно. Чувствовал себя отрезанным от Вас. Писал Вам на адрес Шкловского в Берн, но письмо пришло обратно „за ненахождением адресата“. Огорчен известием о болезни Над[ежды] Конст [антиновны].

О здешних делах Вы все узнаете из газет, вероятно… Циммервальдом тут не пахнет.

В делах секции участия не принимаю. Да и делать-то нечего. Живем мы все тут под дамокловым мечом. Высылок, пожалуй, не будет, но неприятности предстоят большие. Берзины в Америке и оттуда напишут Вам.

Пишите, как обстоят дела. Горячий привет Вам и Надежде Константиновне.

Жму руку.

Ваш Литвинов».

Поздней осенью общественное мнение Лондона, Петербурга, Парижа и других европейских столиц было возбуждено «мирными предложениями» Германии, с которыми канцлер Бетман-Гольвег обратился к странам Антанты. Союзная пресса писала о «Седане Кайзера Вильгельма II», поражение Германии казалось уже очевидным, и вдруг это «мирное предложение». Разумеется, все понимали, что кайзер и генералы пытались спасти страну от капитуляции и сохранить силы для реванша. В столицах союзных стран зондаж Германии вызвал резкую отповедь.

Лондонская «Морнинг пост» без обиняков заявила, что «согласиться теперь на перемирие – значило бы оставить навсегда надежду на возможность подчинить Германию своей воле. Такой поступок был бы изменой делу цивилизации, борющейся с варварством. Примем же на себя всю ответственность за спасение будущих поколений от ужасов новой войны, к которой уже готовится Германия, говорящая теперь лицемерные речи своими лживыми устами».

Маневр кайзера и ответы союзников еще больше разоблачили грабительский характер войны. Ленин затребовал от большевистских групп сведения о настроениях в воюющих странах. Этими данными очень интересовалась Комиссия для установления международных связей. Литвинов послал Владимиру Ильичу письмо и выдержки из лондонских газет. Коллонтай из Норвегии прислала в Цюрих письмо, предложила Ленину собрать интернациональное совещание учителей, пригласить друзей из лондонской российской колонии. Литвинов начал было готовить делегацию, но в Норвегию пробраться не удалось.

В 1916 году в жизни Литвинова произошло большое событие: он женился на Айви Лоу, молодой английской писательнице. Не сразу Литвинов решился на этот шаг. Ему уже исполнилось сорок лет, но он все еще гнал мысль о женитьбе и семье. Друзья подталкивали его к этому шагу, часто подтрунивая над его холостяцким образом жизни.

Как-то один из близких друзей спросил Литвинова: «Ну, ты женишься когда-нибудь, Максим?» Неожиданно Литвинов ответил: «Да, скоро женюсь. Но, понимаешь, она буржуйка». И через несколько недель он женился на «буржуйке», с которой прожил тридцать пять лет. Они познакомились у общих друзей. Потом встретились на собрании фабианского общества. Литвинов был поражен, как хорошо она знает Толстого и Чехова. Полнеющий, рыжеватый, среднего роста человек, с хорошими манерами, не очень разговорчивый, произвел на молодую писательницу большое впечатление. Мать Айви, дочь полковника английской армии, разумеется, желала другой партии для дочери и уж никак не хотела видеть ее женой полунищего эмигранта из России. О вероисповедании своего нового знакомого Айви Лоу просто не задумывалась. Она сама происходила из семьи венгерских евреев, сражавшихся на стороне Кошута и позже эмигрировавших в Англию. В девические годы Айви Лоу была протестанткой, потом католичкой. Выбор религии был ее личным делом и никого не касался.