Аркадий Столыпин - Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов Страница 33

Лошади еле идут. Пот льёт градом, но настроение зато весёлое. Все завидуют нам. Опять отличился Нижегородский дивизион. Это редкий случай – такая атака в конном строю в густом тумане.

За время моего командования отбито дивизионом 17 максимов, 5 льюисов, 1 мансен, 1 маузер, 2 кольта, 3 орудия и 3 траншейки.

Попов приказывает расстрелять пленных, что и делается тут же. Прохлаждаемся часа два, потом сигнал и двигаемся дальше. Проходим ещё 15 вёрст и опять засыпаем в час ночи.

с. Кочубеевка

20 декабря 1919 г.

Опять заболел, не знаю чем. Подал рапорт о болезни и еду в экипаже. Отступает много частей. Грязь невылазная – вывезем ли обоз, отбитые орудия и пулемёты?

г. Ольвиополь

21 декабря 1919 г.

Выехал в экипаже. Через две версты бросил экипаж и перепряг лошадей в тачанку. Ещё через две версты бросил тачанку и, несмотря на сильную головную боль и слабость, сел верхом и доехал через 15 вёрст в Голту – пригород Ольвиополя.

Полк ещё не пришёл. В орудия впрягли по 20-30 лошадей. Вся дорога усеяна брошенными обозами.

г. Ольвиополь

22 декабря 1919 г.

Прибыл полк. Орудия уже на станции, где их будут грузить. На фронте трагично. Бои идут уже под Ростовом. Мы отрезаны от армии и имеем два пути к отходу – или на Одессу, или в Румынию.

г. Ольвиополь

23 декабря 1919 г.

Говорят о союзе с немцами. Будто бы они обещают нам к весне очистить Россию от красных и уже через неделю дать первые 4 корпуса. За это требуют установление монархии с главой из дома Романовых и немедленного объявления войны Англии и Франции.

г. Ольвиополь

24 декабря 1919 г.

Началось повальное пьянство. Пьяны все: и солдаты, и офицеры. Прямо тошно смотреть; главное, что сам пьян в дым.

г. Ольвиополь

25 декабря 1919 г.

Праздник прошёл вяло и скучно. Пьянство продолжается. Приехали Каниболотский и младший брат Шамборант. Я снова принимаю 3-й эскадрон. Львов поправляется.

г. Ольвиополь

26 декабря 1919 г.

Кажется, начинаю заболевать. Чем – не разберёшь; кажется, тифом. Придётся, по-видимому, эвакуироваться в Одессу в лазарет.

Тетрадь 2-я. Отступление

Иллюстрация:  Аркадий Александрович Столыпин. Конец 1910-х гг.

с. Ставчаны

14 февраля 1920 г.

Вот уже давно я забросил свой дневник, но это не по моей вине. Сколько пришлось пережить за это время всяких мучений, и нравственных, и физических! Теперь у меня нервы истрёпаны, здоровье расшатано: я старая измотанная кляча, никуда не годная.

Начались мои испытания с того, что меня погрузили в Голте в товарный вагон и повезли в Одессу. Бред смешивался с действительностью. Было холодно. Вагон весь в щелях. Печка не греет; ноги мёрзнут, голова в огне; рядом стонет Гоппер, тоже больной сыпным тифом. Вишневский в бреду соскакивает с нар, бросается к выходу; его ловят и с трудом водворяют на место.

После четырёх дней настоящей пытки подъезжаем к Одессе, но к самому городу нас не пускают: не то пути забиты, не то просто начало паники, ведь городу грозит уже отдалённая опасность большевицкого нашествия.

У меня тяжёлый бред: кажется, будто большевики окружили нас и спасения нет – надо стреляться. Тяжело расставаться с жизнью в 25 лет, но, с другой стороны, такая апатия ко всему, такая усталость, что всё безразлично. Наконец наступает решительная минута, беру револьвер, поворачиваюсь почему-то лицом вниз и стреляю себе в голову. Раздаётся оглушительный выстрел, и я умираю. Странным кажется то, что после смерти всё остаётся по-прежнему: слышу разговоры окружающих, смутно в темноте вагона вижу красноватый отблеск печки. Минутами бред проходит, но тогда ещё больше ощущаешь жажду, и холод, и безвыходность положения. Нет ни врача, ни лекарств.

Наконец встречаем кого-то из нашего дивизионного обоза. За мной высылают тачанку и меня везут в город – вёрст за восемь. Холод нестерпимый. В полубессознательном состоянии я еду по улицам Одессы. Город представляет жалкую картину. Магазины почти все закрыты; жители мечутся в каком-то лихорадочном состоянии.

Оказывается, нигде в лазаретах нет места. Меня с трудом устраивают в только что открытый лазарет Союза городов. Но не отдых сулит мне это, а только начало новых мучений и испытаний. Нас ведут в приёмный покой и кладут на землю, на соломенные маты. Больные лежат рядами; тифозные, вперемешку с другими, полные вшей, заражая друг друга, в грязи, в изодранных шинелях. Иногда появляются сестра или доктор, быстро обходят больных, но ни лекарств, ни какой-либо помощи всё равно не дождёшься. Температуру не меряют, пить дают прямо сырую воду.

Рядом со мной лежат доктор Гукасов – наш полковой доктор, Вишневский и Гоппер. На пятый день нам делают ванну. После горячей ванны заставляют подниматься по крутым лестницам на третий этаж и кладут на носилки в нетопленой комнате. Нет даже одеяла, чтобы укрыться. Градусов в комнате самое большее 3-4. Санитар из жалости даёт мне свою шинель. Мои вещи взяты в дезинфекцию.

Приходится устраивать скандал, и меня переводят в более тёплое помещение. «Более тёплое» – это, конечно, понятие относительное, ибо градусов там, наверное, не более восьми. Вместо одеяла на меня кладут матрац, набитый соломой. Холодно и голодно.

Кроме меня и Гоппера, в палате находятся ротмистр Чикваидзе, командующий 7-м эскадроном, и корнет Иртахов, тоже <из> 7-го эскадрона. Нас изредка навещает Боря Шереметев, кн. Давид Чавчавадзе и Шамборант, уже оправившийся от тифа. Нам привозят еду из обоза.

Числа 20 января Гоппер выписывается из лазарета и переезжает к нам в обоз, стоящий на окраине города. Становится скучнее, и – что всего печальнее – у меня внезапно снова поднимается температура. Мало оказалось с меня сыпного тифа – я заболеваю возвратным, но, к счастью, в лёгкой форме. Всё тело ломит, чувствуешь каждую косточку, каждый сустав. И лежишь при этом почти на голых досках.

Так проходит 22 дня. События идут своим чередом, и наступают грозные дни. Ростов, Таганрог и Новочеркасск захвачены красными; полк наш уже где-то под Вознесенском в тылу у большевиков. Позиции приближаются к Одессе. Уже осталось красным пройти до города только вёрст 80-50. В городе паника. Стараются организовать какую-нибудь защиту, но тщетно. Формируются какие-то фантастические отряды с пышными названиями, но все, даже устроители, чувствуют, что это бутафория, что ни «Отрядами священного долга», ни «Крестьянским отрядом атамана Струкова» не спасти Одессу. Здесь нужны боевые полки. В городе зарегистрировано до 45 000 одних лишь офицеров! Неужели нельзя объединить их?