Николай Кочин - Кулибин Страница 33

«Корабли или большие струги и лодки, идущие по Волге к Астрахани… пускаются в путь, когда вода еще поднимается в мае или июне, когда реки на севере разливаются и приносят много воды в Волгу; в такое время суда не только безопасно проходят через мелкие места, но и через низкие острова, которые в это время оказываются глубоко под водою. Бывают, впрочем, случаи, что после ночевки на таком острове они, при быстром спаде воды, остаются сидеть на мели. Подобного рода засевшие и погибшие большие струги и лодки мы встречали во многих местах на Волге».

При Петре I суда усовершенствуются. На Волге была утверждена верфь для постройки государственных судов. С этих пор Волга поражает путешественников их разнообразием. Именно таково положение было при Кулибине. Среди судов выделялись грузоподъемностью и величиной беляны и расшивы.

Беляны строились на реке Ветлуге, на Каме, на Белой, на реке Вятке. Они служили исключительно для перевозки бревен, теса, дров и вообще лесных материалов. Суда эти громоздки и очень грузоподъемны. Они нужны были для отправки товаров только в низовья Волги, откуда обратно уж не возвращались. Там их продавали на дрова. Суда эти плоскодонны, шириною в днище до 12 саженей, длиною до 50. Делались они из сосновых и еловых брусьев. Поднимала беляна до полумиллиона пудов. Вели ее вниз на веслах, а если сопутствовал ветер, — на парусах. Управлялась она рулем, подвешенным к корме. На беляне содержалось до 80 гребцов. Сплавлялись беляны весною. Путь их был очень труден для судоводителей. Такая громадина, глубоко сидящая в воде, сбившись с фарватера, так прочно садилась на мель, что приходилось перегружать товар с нее на другое судно. Бурлаки жили на верху беляны в маленьких домушках из свежего леса. С крыши одного домика на другой перекидывался мостик, на котором ставилась будка для лоцмана, наблюдающего за ходом судна.

Но самыми употребительными грузовыми судами на Волге, ходившими вниз и вверх между Рыбинском и Астраханью, были расшивы. В зависимости от способов перевозки клади, им в разных местах давали свои названия. На Волге известны были многие разновидности расшивы. Строились они главным образом в Нижегородской губернии, в Костромской и Казанской и были емкие, большие, очень крепкие. Делались из добротного леса и служили по десять лет и более того. Обшивка и днище расшив крепились железными костылями, конопатились паклей и тщательно замасливались. На этом судне ставилась толстая мачта, ближе к носовой части. Оснастка ее состояла из смоленых канатов и веревочных лестниц. Расшиву снизу тянули бурлаки, попутный ветер им помогал. На носу вырезывалась надпись: «Бог — моя надежда», имя и фамилия владельца, год постройки; на «скулах» судна рисовались или сирены, или русалки с загнутыми хвостами — плод воображения доморощенного художника. На вершине мачты ставился железный флюгер с изображением «Георгия-победоносца» или «архангела Михаила с трубой». Стоили расшивы до 5 тысяч рублей и поднимали груз до 25 пудов. На них перевозили хлеб, соль, персидские товары, рис, сухие фрукты, вино и спирт и все, что было ценного и что было везомо на Макарьевскую ярмарку. Под громадным парусом, ежели был ветер, величавая расшива являла очень красивое зрелище на Волге. Если же их был десяток и более, они шли под парусами, обгоняя друг друга, — это было еще живописнее. Дюжие бородатые лоцманы в кумачовых рубахах, раздуваемых ветром, зорко глядели вдаль. Сметливые их помощники с ловкостью кошек лазили по мачтам. Свистел ветер, скрипели снасти. Бурлаки, которые смогли в это время присесть и передохнуть, оглашали волжские пространства задорной песней.

Бурлаков давало главным образом крестьянство. Шли на Волгу «вольные хлебопашцы», чтобы подработать, — у таких бурлачество было профессией; шли оброчные — на них и держалась путина; иногда барин продавал крепостных судовладельцу на летний период. Интересно отметить, что помещики обманывали судовладельцев тем, что на базаре выставляли рослых людей, а паспортами снабжали слабосильных и таких отправляли потом на судно, к удивлению хозяев. Были бурлаки «по нужде» — беглый беспаспортный люд. От барина он попадал в лапы жадного купца, из огня да в полымя. Бурлацкие артели очень часто выказывали непокорство и лаже бунтовали. Бесправие их было поистине ужасно. Когда во время аварий они начинали роптать, хозяин бросал их паспорта в Волгу. Вспыхивал бунт, проливалась кровь, и артель разбегалась.

Особенно много было на Волге беглых крепостных.

Один был выход у крестьян, истязуемых помещиками, — удариться в бега. Множились толпы бездомного люда, который, как говорили тогда, «шатался-мотался по рекам глубоким и по степям широким». Промышлял он чем придется: подаянием, грабежом или разбоем. Для всех была пристанищем Волга — «вольная дорога, поилица-кормилица» и всех обездоленных укрывательница на своих необъятных берегах, в прибрежных лесах и потайных селениях, на сырых и густо поросших островах и в камышах астраханского устья. Волга была школой для целых поколений «разбойников», бродячего люда, беспокойных бурлацких толп и колыбелью народных восстаний.

«Ты скажи, кто тебя воспородил?»«Воспородила меня родная матушка,Воспоила, воскормила Волга-матушка,Воспитала меня легка лодочка-ветляночка,Возлелеяла меня нянька-мамка, волны быстрые,Возростила меня чужа дальня сторона астраханская».

В конце XVIII века купцы отправляли свой товар на Макарьевскую ярмарку с пушками. Но и это не спасало от нападений. «Разбойники» нападали на караваны врасплох. «А если сплошают хозяева обороною, то взошедши разбойники на судно — первое слово их всегда было: «Сарынь на кичку!» — и ни один из рабочих не смей пошевелиться, ложись лицом в пол, а тут хозяина в пытку и жгут на венике, приговаривая: «Давай деньги! Где спрятал?» — и буде не отдаст все, что имеет, — убьют, и, тем довольствуясь, уезжают и суда на них нигде нет».

Уже с наступлением великого поста начинались в Нижнем Новгороде и крупных приволжских городах и селах бурлацкие базары. Площади запружались народом в рубищах. Бурлаки стояли артелями, чрезвычайно густыми. Вожак их торговался с судовладельцем, а остальные помогали ему криком. Нередко их вожак забегал к хозяину и за магарыч продавал интересы артели. Известный механик-самоучка П. А. Зарубин[70], сам занимавшийся расшивным промыслом, в своем автобиографическом романе, богатом фактами этой жизни и исключительно интересном («Темные и светлые стороны русской жизни»), дает изумительную и правдивую картину этой «ряды». Сперва артельные долго торгуются с судовладельцем, а подрядившись, испрашивают угощенье и пьют. Потом делают складчину и опять пьют. День заканчивался стонами, оханьем и разгульными песнями на городских площадях.