Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья Страница 33

Открывается занавес. Раневская приехала в родное имение. Она взволнованна. Но что она говорит? Я ничего не слышу. В зале сплошной гул, как будто спектакль и не начинался. Сзади меня какой-то парень находил остроумным сползать с кресла, а потом с грохотом подниматься. Две девчонки оживленно комментируют какой-то вчерашний случай. Еще один «театрал» в белоснежной сорочке с бабочкой подбрасывает вверх и ловит монеты. Монеты время от времени падают в темноту на пол. Он ищет их. Мои укоризненные жесты не замечаются. Внизу в темноте происходит что-то подобное. Гул, скрип кресел. В третий ярус со сцены долетают только обрывки слов.

Потерпев поражение в мимической борьбе с соседями, после первого акта спускаюсь вниз и прошу билетера поставить где-нибудь в уголке стул. Стало лучше, но ненамного. Шорох, скрип, комментарии вслух происходящего на сцене. Больно за актеров, вынужденных форсировать голос. Девушка передо мной шепотом умоляет сидящих рядом: «Пожалуйста, потише, ну, пожалуйста, это же Чехов». Финальная сцена: вишневый сад продан, старик Фирс умирает. Залу почему-то это кажется очень забавным. Смех, хлопки в ладоши, глупые реплики.

Артисты вышли к рампе и сказали: «Нам грустно…» А зал без угрызения совести бежал к вешалке, поправляя в зеркале прически и галстуки. Зал, которому через полгода вручат аттестат зрелости.

Мне было тоже грустно. Ну хорошо, «Вишневый сад» – это классика. Понятно, что судьба «умирающего дворянства» не может глубоко волновать молодого человека сегодня. Да и спектакль может быть в разной степени удачным. Но ведь два десятка талантливых, заслуженных, не молодых уже художников хотели помочь людям понять Чехова, помочь прикоснуться к большому искусству. Как же к этому относиться без благодарности?! Да и в театре ли только мы часто видим неблагодарность. Не надо ли продолжить «монолог» Яншина?

Остров Врангеля

Короткая справка. Печально известный генерал Врангель к названию острова отношения не имеет. Остров назван в честь русского мореплавателя Фердинанда Петровича Врангеля. В начале прошлого века проверить слухи о северной земле у Чукотки Россия послала двадцатичетырехлетнего лейтенанта. Четыре раза, четыре года подряд экспедиция Врангеля уходила по льду в океан. И четыре раза возвращалась ни с чем. Жестокие холода и торосистый лед преграждали путь и собакам, и людям. Все-таки лейтенант вернулся в Петербург уверенным, что «северная земля» существует. По косвенным данным, по легендам и рассказам чукчей он точно предсказал ее место.

Долгое время и корабли не могли пройти в малодоступный район. Лишь в 1867 году американский китобой Лонг впервые с расстояния в тридцать пять километров увидел остров. Координаты земли совпали с предсказанием русского лейтенанта. И Лонг посчитал справедливым назвать остров именем Врангеля.

Минута, когда под ногой зашуршат камни или сомнется трава незнакомой земли, всегда значительна. У Врангеля прыжками в воду со льдины нас приветствуют шесть грузных моржей. С высоких камней за высадкой, не моргая, наблюдают две белые совы. На острове, окруженном рваными льдинами, стоит тишина. Бурое пространство полого поднимается от воды и потом круто переходит в фиолетовые и пронзительно синие сопки. Горная цепь подпоясана дымной полоской тумана. Тишина. Издалека слышно, как гремят камни под ногами бегущего к нам человека.

Весь остров из камня. Наблюдая пролетавших над сопками белых гусей, я вспомнил рыловскую картину «В голубом просторе». Рылов передал точное ощущение северного пейзажа в ясный, погожий день – бескрайняя холодная вольность, свет, суровые краски. Остров Врангеля, впрочем, редко бывает открытым и ясным. Погожих дней – считанное число.

Какова жизнь на острове?.. Человеческих следов почти незаметно. Только след вездехода пересекает остров в нескольких направлениях да темнеет штольня на одной сопке – американцы добывали здесь горный хрусталь. Я спустился в штольню и нашел там обрывок взрывного шнура, доски от ящика с динамитом и кристаллы прозрачного камня.

Старожил острова, восемнадцатилетний оленевод Сергей Кизнерцев.

Снежная сова.

В горной части острова чувствуешь себя, как на чужой незнакомой планете. Пологие каменные холмы. Скалы и мертвая вода полувысохших речек. Ни рыбы, ни каких-нибудь жуков и козявок нет в этих речках, питаемых снегом. Только синева неба да белые совы на бугорках напоминают: это все-таки родная тебе планета Земля. Наверное, все подходившие тут в первый раз испытали чувство непривычного беспокойства и даже тревоги. Карта передает это чувство: бухта Предательская, бухта Сомнительная, речки Неизвестная и Неожиданная, местечко Хищники, горы Туманная и Двуглавая… Наш вездеход то ныряет в озера прозрачной воды, то с трудом одолевает большие поля валунов. Но что это? Водитель выпрыгнул и поднимает из воды изогнутое бревно… Бивень мамонта! Пожелтевший, в трещинах бивень огромного существа. Мои спутники не удивились. Такие находки на острове – обычное дело.

Ощущение безжизненной дикости исчезает, как только спускаешься вниз – в предгорье и на равнину. Поджарый пегий песец долго и с любопытством наблюдает, как наша машина одолевает каменистый брод через реку. Какие-то птицы низко летят над тундрой. И совсем неожиданность – в кабину залетает мохнатый шмель. Вылезаем размяться у ручейка, и я убеждаюсь: жизнь для шмелей тут вполне подходящая – сплошные ковры цветов. Мелкие цветы, но какое разнообразие: синие, красные, оранжевые, фиолетовые. Столь же разнообразна окраска мхов и лишайников. Среди пестроты нахожу давних знакомых – полярные маки и красноватые кустики щавеля. Тут же возле воды растет низкий ивняк, который вначале принимаешь за траву…

Возвращаясь на берег, мы завернули к одинокому огоньку под горой. У костра сидели два бородатых ленинградских ботаника. Они два месяца жили в палатке и вели учет всему, «что тут растет и цветет». Я записал: на острове двести видов цветов и еще сто разных растений. Удивительное обилие жизни, если учесть: даже летом тут бывают морозы, и земли в обычном понятии нет, только камень.

Прощаясь с ботаниками, я заметил в лощине что-то смутно белевшее.

– Снег?

– Нет, это гуси.

Мы сняли шапки и слушали, как в полутьме тихо переговаривались присевшие на ночлег птицы.

Бивень мамонта.

Я оказался на острове в дни, когда белые канадские гуси готовились улетать. На континентах мы видим уже пролетающих птиц, а тут они только-только собирались в дорогу. У молодых еще не окрепли крылья, и старики неустанно водили стаи вдоль побережья.