Олег Смирнов - Неизбежность (Дилогия - 2) Страница 33

Может, что другое? Обстановка тогда была тяжелая, сумасшедшая, в горячке я срубил парня, а имел ли право на это? Уверяю себя: имел, но в душе что-то царапает...

Я молчал, и Трушин произнес погромче:

- Молчишь? Это хорошо, никаких твоих слов мне не надо.

Сам разберусь с этим воспоминанием...

А я думал о том, что на фронте всякое бывало - и своих расстреливали в горячке и без горячки, по приговору трибунала, всякое случалось, жестокое, необратимое, неизбежное или же поспешно-ошибочное. Сама война своей крайней жестокостью обусловливала эту жестокость.

У меня осталось воспоминание от сорок первого - я не люблю, когда оно приходит. Сейчас пришло, вызванное рассказом Феди Трушина. Распроклятое лето того распроклятого года.

Жара, пыль. Остатки нашего стрелкового полка бредут по дороге, измученные, голодные, на плечах - части разобранных станковых пулеметов. Малый прпвал подле лесочка. Валимся, как скошенные пулеметной очередью. Лежу и вдруг замечаю: на опушке, на фоне зеленой листвы что-то красное, какое-то большое красное пятно. Необъяснимая тревога заставляет меня, полуживого от усталости и голода, встать и подойти поближе. Зачем понесло - до сих пор не прощу себе. Оказывается, заседание военного трибунала, красное - это скатерть на столе. За стол.ом - полковник и два майора; неподалеку вымоина, в ней три бойца, запыленных, грязных, как и мы, но без поясов. Они глядят на небо, на деревья, на полевые цветы, и меня ударяет догадка: прощаются с белым светом! Вымоину окружили пограничники: в руках винтовки с примкнутыми штыками, направлены на арестованных.

К столу подходит паренек лет двадцати. Трибунальцы спрашивают у него фамилию, год рождения и прочие анкетные данные. А потом спрашивают: "Где тебя задержали"? Парень отвечает: "На дороге". - "Один был?" - "Да". "Почему?" - "Я был шофером. Машину разбили, сгорела". - "Куда шел?" "Хотел пристать к какой-нибудь части, да не получилось". - "А у других получается!" Трибунальцы переглядываются, перешептываются и зачитывают приговор: трусость, дезертирство, расстрел. Три минуты потрачены, чтобы определить - расстрел. Так же быстро осуждены и двое других.

Остатки нашего полка двигаются дальше. Я иду и думаю:

"Жестокость? Да. Оправданная? Не знаю. Хочется верить: оправданная, ведь отступаем, надо как-то остановить, полковник с майорами ведают, что творят". Но думаю также: какой же нам прок

от убитых красноармейцев? Если даже они струсили, надо было вернуть их в строй, чтобы они дрались, искупали кровью свою вину, на поле боя искупали.

Мои мысли перебил Федин голос, и я охотно вернулся к действительности: прошлое есть прошлое, тем более такое, о каком лучше бы забыть.

- После войны настрогаю кучу ребятпшек, - сказал Труншп.

Это я уже от него слышал. Повторяется, забывши? Или чтобы сменить тему? Взгляд у Феди отсутствующий, потусторонний. Не нравится мне этот взгляд.

11

ХАЛХИН-ГОЛ

Инспектируя войска, они проехали порядочно - на восток, на восток, прежде чем остановились в степи перекусить, попить чайку. Можно было завернуть в какую-нибудь часть - окрест по сопкам землянки и палатки, да и сопровождавший их командарм то робко, то настойчиво приглашал отведать его кухни, но Василевский решил: здесь, на воле, в укромном травянистом распадке.

Машины свернули, притормозили. Пока маршалы разминались и мыли руки, был водружен большой, как бы пляжный, тент, под ним - походный столик, брезентовые стульчики. Маршалы сняли фуражки: лоб вверху - не тронутый солнцем, внизу - загорелый, как и у любого, кто находился в эти дни в монгольских степях.

Василевский с недоверием покосился на маленький, будто дачный, стул, а Малиновский сказал:

- Александр Михайлович, не сомневайтесь: выдержит.

Василевский осторожно сел, придвинулся к столу: бутерброды с колбасой, вареная курица, сыр, помндоры, огурцы, сдобные булочки. Запивали крепким горячим чаем - пар над кружками исчезал мгновенно - и неторопливо разговаривали.

Вытирая выступившую на лбу нспарину, Василевский говорил:

- Наши с вами рекогносцировки, Родион Яковлевич, ознакомление с войсками, обсуждение обстановки с командованием армий, корпусов и дивизий вашего фронта подтверждают: необходимо внести изменения в ранее принятые решения и сократить сроки выполнения основных задач, предусмотренных директивой Ставки... И ваше мнение таково?

- Так точно... - ответил Малиновский и подумал: за эти дни пребывания в войсках сколько лиц прошло перед ними - командиры разных степеней на всевозможных совещаниях, на командноштабиых и войсковых учениях нескончаемая череда лиц. Пехотинцы, танкисты, артиллеристы, минометчики, саперы, связисты, авиаторы - и с каждым родом войск знакомились детально, выясняли, насколько онп готовы к наступлению, какие меры надо принять, чтобы повысить боеготовность, и прпнпмалп эти меры незамедлительно. Особое внимание уделяли уточнению ближайшей и последующих задач. Голова буквально пухла от забот!

- Мне думается, форсирование Большого Хипгана танковой армией Кравченко возможно не на десятый день операции, как планировалось, а не позднее пятого дня. Не позднее!

- Я согласен, Александр Михайлович...

- Можно и нужно в значительной степени сократить срокп выхода общевойсковых армий на Маньчжурскую равнину... Овладеть Хайларским укрепрайоном войсками 36-й армии реально не на двенадцатый, а на десятый день операции... Думаю, на пять дней сократим сроки и для войск, действующих на правом фланге, в частности для 17-й армии... Неплохо бы ужать и срок выхода Конно-механизированной группы Плиева в районы Калгана и Долоннора...

- Ужмем! Объективные данные за это...

- Именно объективные! Субъективизмом, волевыми решениями тут не должно и пахнуть... Дальневосточные фронты тоже повысят темпы наступления... Взвесим все основательно и доложим в Ставку... Надеюсь, она утвердит наши предложения...

"Никогда не скажет - "мои", - подумал Малиновский, промокая носовым платком лицо и шею: чай утолял жажду, но незамедлительно выходил потом.

Режущий свет солнца. Неподвижная духота, редкостный час почти безветрия. Каменистые и песчаные сопки. Барханы, бархапы - кое-где в полыни и ковыле, кое-где голые, сыпучие. Песок - словно застывшие волны. Ковыль при ветре тоже ходит волнами. Как на море...

Василевский сказал:

- Это заботы, так сказать, сухопутные... Но нам же, Родион Яковлевич, предстоят и морские операции. Как известно, после начала Дальневосточной кампании планируем высадку десантов в Корее, на Южном Сахалине, на Курильских островах... Морской театр составит - с севера на юг - четыре тысячи миль! Представляете?

- Представляю, Александр Михайлович! - ответил Малиновский и подумал: "А моему фронту наступать в полосе шириною в две тысячи триста километров! Тоже что-то значит!"