Лия Лозинская - Во главе двух академий Страница 33

Можно ли верить Дашковой, когда она утверждает, что не усмотрела никакой антимонархической направленности в трагедии Княжнина и что действительно считала это произведение гораздо менее опасным для государей, чем некоторые французские трагедии, которые играют в Эрмитаже, как, если верить «Запискам», брезгливо бросила она полицмейстеру, пришедшему изъять все экземпляра «Вадима Новгородского» ив книжного магазина Академии? (Драма вышла и отдельным изданием в была включена в очередной том сборника «Российского феатра».)

Примерно так же начала было она говорить на следующее утро с генерал-прокурором. Да тот намекнул: государыня помнит, что Академия причастна и к «брошюре» Радищева. Так что «Вадим Новгородский» – второе опасное произведение...

Дашкова пыталась оправдаться, ссылаясь на финал трагедии: она заканчивается торжеством добродетельного монарха. Но, должно быть, эти оправдания никого убедить не могли: человек она была прямой, лукавить не умела. Она знала, что эту трагедию делала трагедией именно победа «добродетельного монарха»: свободолюбивый герой пьесы, убежденный поборник народовластия, предпочел смерть жизни под монархическим игом.

Вероятно, она не призналась бы в этом самой себе, но в пафосных тираноборческих монологах героев Княжнина звучали какие-то отголоски ее собственных разочарований...

В «Розыскном деле о трагедии Княжнина "Вадим"» имеется секретное письмо генерал-прокурора сената А. Самойлова московскому главнокомандующему А. Прозоровскому с предписанием изъять у книготорговца купца Ивана Глазунова имеющиеся у него 400 экземпляров трагедии. («...Благоволите, Ваше сиятельство, исполнить все оное с осторожностью и без огласки по данной Вам власти, не вмешивая высочайшего повеления...»38).

Публикуя отрывок из этого «Розыскного дела», редактор «Русского архива» П.И. Бартенев делает интереснейшее примечание. Ссылаясь на свидетельство сына Княжнина, Бартенев утверждает, что Дашкова напечатала «Вадима», вполне понимая его опасное содержание, так сказать, в пику Екатерине.

«Со своей стороны заметим, что в то время, когда отсекли голову Людовику XVI, когда властвовал Робеспьер и яростно волновалась Польша, со стороны императрицы Екатерины II... было настоятельным долгом благоразумия зорко следить за наставлением словесности; тем более что в этом случае замешана была кв. Дашкова, за действиями которой Екатерина должна была постоянно присматривать, зная по опыту ее пылкий и решительный характер. Сын Княжнина... прямо говорит, что княгиня напечатала «Вадима» из-за какого-то неудовольствия с государыней. Следовательно, тут примешались личные счеты Екатерины с неумеренным президентом Академии...»39

«Не читала», «недоглядела», «проскочило», «да что тут такого!» – все это были отговорки. Дашкова всегда донимала, что делает, хоть и не всегда отдавала себе отчет в последствиях.

Дашковой все тяжелей в «туманной столице». Она «чувствует себя совершенно одинокой в этой среде», которая становится ей «с каждым днем противней».

В 1794 г. ей дают разрешение на двухгодичный отпуск. Официальной отставки Дашкова не получила, но фактически это была отставка.

14 августа 1794 года Дашкова последний раз присутствует на Академической конференции. Сообщает, что, чувствуя потребность в отдыхе «для поправления своего здоровья и своих собственных дел», попросила об отпуске.

«Прощаясь с академиками и адъюнктами, она «поцеловала каждого из них», как о том и записано в протоколе.

Члены конференции в полном составе проводили княгиню до самой ее кареты и напутствовали ее пожеланиями о благополучном возвращении к ним. Ни они, ни княгиня не могли предполагать, что они прощались навсегда»40.

Она едет в Таврический дворец для прощания. Императрица рассталась с Дашковой с уязвившей ту холодностью.

П.В. Завадовский писал А.Р. Воронцову в деревню: «Княгиня, твоя сестра, собирается к маю месяцу, чтоб оставить столицу. Отнюдь ею не дорожат, потому и разумно располагается...»41

Если от Серпухова доехать направо и, удержавшись от соблазна повернуть на Тарусу, столь притягательную нерасторжимостью своей связи с именами Марины Цветаевой и Константина Паустовского, продолжить путь прямо, к городу молодой науки Протвину, а за Протвином переправиться через Протву, то можно попасть в Троицкое.

Любой житель поселка вызовется быть проводником по дашковским местам: имя Дашковой здесь хорошо известно. Вам покажут церковь, где похоронена Екатерина Романовна, обелиск на четырех мраморных шарах, один из тех, которые принято было в те годы ставить в помещичьих усадьбах в честь Екатерины II, в художественном отношении малопримечательный, сохранившиеся белокаменные ворота... Должно быть, дом был расположен очень живописно: река здесь делает петлю, она вероятно, почти опоясывала усадьбу, стоявшую на крутом высоком берегу. Парк спускается вниз несколькими ярусами. Вам покажут и насыпной холм, сделанный по приказу Дашковой. Пока холм не зарос лесом, с него должно быть, хорошо просматривалась дорога. Дашкова будто любила подолгу сиживать здесь.

Может быть, втайне она еще ждала курьера из Петербурга, повеления вернуться в Академию... Никто за ней не ехал.

«По такие натуры не складывают рук в 50 лет с чем-нибудь и в полном обладании сил, – справедливо утверждает Герцен, – Дашкова делается отличной хозяйкой строит домы, чертит планы и разбивает парки. В ее саду не было ни одного дерева, ни одного куста, который бы она не посадила или которому бы она не отвела места. Она отстроила четыре дома и с гордостью говорит, что мужики ее одни из богатейших в околодке»42.

В 1796 г. Екатерина II умерла. Новый император Павел I не замедлил доказать, что помнит отношение Дашковой к его отцу, Петру III. Дашкова получает указ об отставке от всех должностей и повеление жить в деревне, где в вспоминать события 1762 г. А через несколько дней Екатерина Романовна была разбужена в три часа ночи новым приказом Павла, присланным с нарочным: немедленно покинуть подмосковную деревню и ехать с семьей в Новгородскую губернию, где и ждать дальнейших распоряжений.

В зимнюю стужу, с трудом достав проводника, знающего, куда ей надлежит ехать, Дашкова отправилась в ссылку, окруженная царскими шпионами. Временный московский губернатор Архаров доносил Павлу, что послал вслед за Дашковой «испытанной верности и расторопности штата полицейского титулярного советника Иевлева для примечания и малейших ее движений».