Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера Страница 34

Через что прошли эти парни на тех «собеседованиях», что произошло с их психикой, какими они стали, можно понять лишь с их слов. Конечно, это не те слова и мысли, которые владели ими непосредственно во время и сразу после описываемых в протоколах событий, заглушенных морем водки, слёз и бушевавших эмоций, вымещенных на боксёрской груше в граде ударов, или в срыве с женой или близкими — всё это позади, и уже смягченное, замазанное другими переживаниями, написанное языком констатирующим и не оставляющим места для последнего звука разодранных струн души и крика сердца.

Чего же добились, проводя децимацию в своих рядах «главшпаны»? Ровным счётом ничего! Расшатанные нервы, нищета, брошенность, подавляющие дух тщеславия, заставляли рядовых бойцов, хоть и замазанных кровью, сразу давать показания в основном на себя и о содеянном лично. Говорили сухо, точно и уже давно осознав, что для многих, возможно, арест — это спасение от «чистки».

И ведь уже не мальчишки, но 35-летние мужики, ничего не добившиеся в жизни, с покалеченными судьбами, расшатанной и никуда не годной нервной системой, смотрели они на очных ставках на тех, кто заставлял их перегрызать глотки надуманным врагам, а зачастую — и своим друзьям… Но странно: в этих взглядах было больше сожаления, а не злости, и уже не отчаяния.

Гнева не было и по отношению к Грибкову — наркоману со стажем, с которого всё начало раскручиваться и который давал показания уже далеко не о том, чему был лично свидетель. Никто из нас, уже осужденных, не в праве его осуждать, да и не осуждает, мы судим только себя. Никто из нас не был в его шкуре, и слава Богу. Остальное решит время, и Тот, Кто решает всегда и обо всех.

Глядя на нас, пусть каждый помнит, что «от Капитолия до Торпейской скалы — один шаг».

Булочник. Начало конца — или начало

И вот, что начертано: «Мене мене, тепел, упарсин», где мене — исчислил Бог царство твоё, и положил ему конец; Тепел — ты взвешен на весах, и найден очень лёгким; перес — разделено царство твое, и дано Мидянам и Персам. (Считать, взвешивать, делить).

Дан. V-25.

Очередной сбор на даче, казалось бы, не предвещавший осложнений ни для братьев, ни для всей переделанной ими структуры, не нёс ничего угрожающего и, тем более, смертельного. Но одному из постоянных и очень активных участников этих сборищ, среднестатистическому балбесу с фигурой атлета, померещилось, что пришла его очередь. По известным канонам «бригады», было за что — наркомания завладела им в полной мере, плюс неуравновешенная психика и страх, засевший уже в глубине его сознания со дня двух ударов кувалдой по голове в день гибели «Усатого» и Садовникова, начали проявляться в не совсем адекватном поведении. Изредка, но метко, что само по себе для «отбитой» головы кикбоксера отклонением не было.

В своё время Андрей заступился за него, как раз в момент той злополучной бани, где, после убийства «Лианозовских», решалась и его судьба, чем спас Грибкову жизнь. В дальнейшем он оказался у Олега. Один из идеальных исполнителей самой грязной работы, поначалу помнивший о долге за спасённую жизнь, недалёкий, а значит-управляемый, задумывавшийся только об опасности, грозящей ему самому, но со всеми нормальными человеческими качествами вне работы и в коллективе.

Что там должно было быть — неизвестно, прежде всего, потому что не произошло, а соответственно — не имело свидетелей. Но ясно одно: его прежняя жена познакомилась с молодым человеком, оказавшимся следователем, тянувшим свою лямку в Санкт-Петербурге. Как-то об этом стало известно Олегу, и тот, не долго думая, в полной уверенности в исполнительности Грибкова, предложил ему убрать бывшую супругу самому, чтобы заодно проверить и уровень безоглядной преданности, но тот словно не понимал, чего от него хотят.

Олег, не настаивая, пошёл другим путём. Было ли организовано её убийство специально или действительно произошла случайность в Крымском кафе, во время поездки туда в общей компании — для меня до сих пор непонятно, кое-что не складывается, потому что вообще недопустимо. Якобы в какой-то перебранке прозвучал единственный выстрел, после которого пуля угодила точно в лоб барышне. Рядом находилась жена Сергея Махалина, которому следствие приписывает этот выстрел со слов Грибкова. Теоретически возможно, как, впрочем, и практически, но это не стиль Олега — иначе она просто пропала бы, ответив перед этим на все вопросы. А стрелять в человека, находящегося в полуметре от своей супруги, даже для меня нонсенс, хотя бы потому, чтобы не замешивать её в это дело…

…В общем, Грибков исчез с последней пьянки на даче Пылёвых, испугавшись за свою жизнь, а объявился только в Питере, отзвонив своим товарищам «по цеху» и объяснив им своё исчезновение вышеперечисленными соображениями.

Вскоре, выйдя из дома, то ли за очередной дозой, го ли за бутылкой водки, тяжеловес что-то не поделил (местными пивными монстрами, нанёс кому-то лёгкое ножевое ранение, разнеся всю палатку и, как следствие, оказался в отделении милиции. Появившийся вовремя адвокат из нашего бюро забрал его под подписку о невыезде.

Положение Володи было не из лучших, но, кажется, его собирались положить или уже положили в больницу, чтобы привести в порядок. Потом он был снят с поезда Питер-Москва, на котором собирался ехать с Алексеем Кондратьевым по каким-то делам. Вряд ли его там ждала смерть, ведь Олегу, чтобы принести очередную жертву, не нужно было везти её в другой город-«жертвенников» достаточно везде, как и «жрецов» их приносящих.

Билет на поезд в Москву, естественно, именной, поэтому «Булочник» и был арестован за нарушение данной им подписки. Он странным образом уже на допросах в Москве в середине 2000 года, объяснял это как задумку, для того чтобы попасть в милицию, но зачем так долго тянуть, зачем ехать из Москвы в Северную столицу совершать ещё одно преступление, потом выходить под подписку и снова бежать и, опять-таки, не в милицию, а в Москву. Шёл бы сразу в МУР, куда и попал через несколько недель, там ребята серьёзные, и меры приняли бы сразу. В общем, больше вопросов, чем ответов.

Я слышал три версии с соответствующих сторон, все они различаются друг от друга ровно настолько, насколько разны люди, их рассказывающие, как впрочем, и их судьбы: Грибков, Махалин и один из оперов МУРа. Ну, а ссылка на специально организованную драку вообще не выдерживает никакой критики.

В любом случае, попав снова в отделение милиции, вместо того, чтобы придумать какое-нибудь объяснение и снова идти домой, он потребовал представителей убойного отдела с «Петровки», сказав, что его информация — «ядерная бомба». Ему поверили не сразу после фортелей, которые он выкидывал, но после поверхностной проверки поведанного, на следующий день «Булочник» был уже в Москве, на «Девятке» — замечательном месте, где пробыл более одиннадцати лет, до самого выхода по УДО. Впрочем, три месяца он всё же провёл в Тверской колонии, откуда умолял его забрать, что и было сделано.