Марина Арзаканян - Де Голль Страница 34

3 сентября генерал лично повидался с Аваловым, после чего тот сообщил в Москву: «В целях возможности выработки единого мнения по вопросам о принципах политической организации будущей Европы де Голль хочет поехать в Москву для встречи со Сталиным. Он считает, что дату свидания должна установить Москва. Он интересовался маршрутом поездки и климатическими условиями»{246}. Ответ де Голль получил 13 октября 1943 года от прибывшего в Алжир Богомолова. Посол СССР сказал ему, что «поставленный им вопрос о желании посетить Москву был встречен благожелательно, но что дата посещения потребует согласования, и если он хочет приехать в Москву, то пусть даст свои предложения»{247}.

Де Голль был рад, что Сталин согласился с ним встретиться. Однако в ближайшее время он не счел возможным отправиться в столицу СССР. Пока ему предстояло решить ряд важных вопросов в Алжире. Больше всего его волновала «проблема Жиро». Член ФКНО Морис Кув де Мюрвиль утверждал: «Совершенно очевидно, что Жиро не мог сравниться с де Голлем. Он был прекрасным военным, но политический ум у него просто отсутствовал. Жиро не имел ни малейших представлений о том, какой должна быть политика, особенно при тех сложных обстоятельствах, в которых в то время находилась Франция. Поэтому само собой разумеется, что де Голль завоевал авторитет, возглавил работу комитета и взял все в свои руки еще до того, как Жиро удалился»{248}.

Де Голль, действительно, один начал принимать важные решения, на которые Жиро просто не был способен. Однако сразу отстранить его от дел не удалось. Но бывший глава Сражающейся Франции нашел путь, следуя которому он смог это сделать. Сначала де Голль с согласия Жиро назначил его главнокомандующим французскими военными силами, а потом уже вынудил оставить пост председателя ФКНО. Генерал убедил Жиро, что совмещать две такие ответственные должности невозможно. 6 ноября члены комитета приняли решение о разделении военного командования и политической власти, 9 ноября де Голль переформировал ФКНО и стал его единоличным председателем.

Союзники немедленно отреагировали на такое событие. В своем отчете Богомолов писал в Москву: «Переворот 6 ноября 1943 года, то есть освобождение ген. Жиро от обязанностей председателя Нацкомитета, а также смена ряда нацкомиссаров — все это явилось крупной победой де Голля. Политическое поражение ген. Жиро было ловко замаскировано потрепанным французским принципом: "Армия вне политики". Жиро оказывали знаки уважения, но устраняли от политической власти»{249}.

Англичане и американцы быстро смирились со случившимся. 13 ноября посол США в Москве Аверелл Гарриман в беседе с заместителем наркома иностранных дел Андреем Януарьевичем Вышинским «охарактеризовал Жиро как военного человека, а не политического деятеля, добавив, что американское правительство рассчитывало на политическую активность Жиро, но эта надежда не оправдалась»{250}.

Еще до устранения Жиро де Голль приступил к осуществлению широкой политической программы. Он думал о грядущей Франции и стремился уже в Алжире создать основы для ее будущих государственных институтов. 17 сентября 1943 года ФКНО принял ордонанс об учреждении в алжирской столице подобия парламента — Временной Консультативной Ассамблеи. Ее сформировали из 94 человек — представителей организаций Сопротивления, бывших парламентариев и делегатов населения освобожденных территорий. Восемь из них были коммунистами. В начале ноября члены комитета приняли решение о введении в свой собственный состав представителей основных политических течений и организаций Сопротивления. В него теперь входили Эммануэль д'Астье де Ля Вижери, Франсуа де Мантон, Анри Френэ, Рене Капитан, Андре Филип, Андре Лё Трокёр, Пьер Мендес-Франс, Анри Кей и другие. Обсуждался вопрос о вхождении в состав ФКНО коммунистов. Но он был решен лишь через некоторое время.

На первом заседании ассамблеи 3 ноября 1943 года де Голль выступил с речью перед собравшимися депутатами. Она была красивой и торжественной. Генерал сказал: «На тернистом пути, которым идет нация и который шаг за шагом приближает ее к спасению и величию, созыв Консультативной ассамблеи знаменует собой выдающийся этап, значение которого очевидно для всех»{251}. Председатель ФКНО также заявил о программе реформ, которую собирался осуществить после освобождения Франции, и выразил надежду, что они будут поддержаны ее народом. В несколько замысловатой и завуалированной форме де Голль выдвинул идею «сильного государства», указав, что Франция, конечно, «хочет, чтобы люди, которым она поручит управление страной, обладали возможностью делать это достаточно последовательно и энергично, подчиняя всех граждан внутри страны высшему авторитету государства и проводя за его пределами достойную Франции политику»{252}. Далее генерал высказал уверенность в том, что Франция «хочет положить конец экономической системе, в которой основные источники национального богатства не принадлежат нации, где важнейшие процессы производства и распределения ускользают из-под ее контроля, где организации трудящихся отстранены от деятельности предприятий»{253}. Последнее заявление явно свидетельствовало о желании председателя ФКНО заручиться поддержкой левых сил, коммунистов, социалистов, профсоюзов, играющих важнейшую роль в движении Сопротивления.

Осенью 1943 года после освобождения союзниками Сицилии и Южной Италии и создания там правительства маршала Пьетро Бадольо, объявившего войну Германии, была создана Консультативная комиссия по Италии. В нее вошли представители США, Великобритании, СССР, а также ФКНО. В октябре французские войска совместно с солдатами Бадольо освободили Корсику. Это было несомненным успехом. Правда, в конце ноября де Голля не пригласили на Тегеранскую конференцию. И, тем не менее, он уже прочно утвердился у власти. Генерал стал не только политиком, но и бесспорным главой будущей Франции, которая ждала освобождения.

На родной земле

С начала 1944 года де Голль всецело посвятил себя французской политике. В конце января по его инициативе в Браззавиле была проведена конференция по проблемам развития стран французской Африки. Глава ФКНО прибыл в столицу Конго и произнес перед собравшимися длинную речь. Он вспомнил о недавнем прошлом французских колоний, подчеркнув, что «в том отчаянном положении, в какое Франция была поставлена временным поражением, именно ее заморские территории, население которых во всех частях света ни на минуту не отказало ей в своей верности, явились для страны прибежищем и базой для организации борьбы за свое освобождение… в результате этого между метрополией и империей отныне существуют нерасторжимые узы»{254}.