Леонид Кравченко - Лебединая песня ГКЧП Страница 34

В России, несмотря на такого рода предостережения, демократия все больше воспринималась многими влиятельными силами как вседозволенность. В этом хоре негативную роль сыграли и многие журналисты, писатели, поспешившие причислить себя к рангу «непоколебимых» демократов. В газетах, литературно-художественных журналах, в теле- и радиопрограммах продолжали разоблачения сталинских репрессий, все больше нападали на государственный аппарат как некий символ «злой антинародной воли». И это в то время, когда именно в государственном аппарате возникла растерянность. Используя гражданский инстинкт свободы, настороженность общественного мнения к сильному государству, СМИ вселяли в людей нигилизм, отрицание всякой твердой руки, без чего невозможно управлять большим государством.

На этом фоне прозвучал призыв Николая Рыжкова: «Сегодня при сильном законодательном Верховном Совете СССР нужны как сильная исполнительная власть, так и сильное авторитетное правительство. Мы не должны забывать, что демократия — это не только расширение реальных прав, но и усиление ответственности, дисциплины».

В это время большое беспокойство стал проявлять и Михаил Горбачев. Его пугали уже звучавшие призывы к подрыву конституционности и правопорядка.

Между тем лозунгами демократизации, гласности, расширения прав и свобод человека все чаще пользовались разношерстные политические группы. Уже нередко брали верх те силы, которые сознательно хотели бы превратить демократию в распущенность, гласность — в право навешивать ярлыки, а права и свободы направить в русло с односторонним течением в сторону беззакония и вседозволенности. Насколько это опасно, я позднее в полной мере испытал на собственной судьбе.

Тем временем в экономике нарастал кризис, грозил коллапс. И поэтому стали поддерживать новые формы развития производственной демократии, которые оказались потом ошибочным увлечением.

Назову лишь два примера. Вдруг решили, что настоящая демократия — это избрание в коллективах предприятий директоров. Под лозунгом: «Работу директора — под контроль трудового коллектива» стали чаще избирать покладистых, готовых на любые компромиссы директоров. Их философия была проста: лишь бы удержаться на посту. Но пройдет еще два-три года — и станет ясно, что с такими директорами легко развалить предприятие. Ведь без дисциплины, без высокой требовательности к подчиненным успеха не добьешься.

Позже в одной из бесед Николай Иванович Рыжков признался мне: «Не могу простить себе двух крупных заблуждений. Первое — выборы директоров в коллективах. И второе — создание бесчисленного множества кооперативов, где прошли школу многочисленные мошенники, которые потом стали крупными фигурами в криминальном бизнесе и даже олигархами. Это было очень недальновидно с моей стороны».

За этими процессами пристально наблюдали в зарубежных странах. Я убеждался в этом на собственном опыте, поскольку часто находился в деловых поездках в зарубежных странах и заключал договоры о сотрудничестве с мировыми информационными агентствами — в Германии, Англии, Франции, Японии, США, Индии. Руководители агентств настороженно спрашивали меня: «Почему политическая перестройка в СССР не дает зримых плодов в экономике? Почему усиливаются кризисные явления?»

Особенно мучили меня этими вопросами в Мюнхене, куда я год спустя снова приехал по просьбе устроителей очередной встречи МАСС-МЕДИА в октябре 1990 года.

На этот раз у меня не просили заранее тезисы, но десятки газетных и телеинтервью — с утра до ночи. Но было и официальное выступление, которое вызвало ряд откликов в Германии и других странах.

Глава XVI

ЗАРУБЕЖНЫЕ ВИЗИТЫ,

ГДЕ МЕНЯ ВСТРЕЧАЛИ КАК «ЧЕЛОВЕКА ГОРБАЧЕВА»

Самое интересное, что, предоставляя мне слово в Мюнхене, ведущий дискуссии отрекомендовал меня как «человека Горбачева». Это очень повышало ко мне интерес, поскольку тут же возникли слухи, что я действительно прибыл в столицу Баварии как посланник советского лидера. Пришлось по возможности соответствовать этому рангу. Я начал так:

Организаторы нашего симпозиума подсказали мне хорошую идею: вернуться к тезисам моего же сообщения, сделанного здесь, в Мюнхене, ровно год тому назад, и попытаться критически оценить их в свете драматичных перемен, что произошли за это время в Советском Союзе, в Восточной Европе, во всем мире.

Говорят, история не любит очевидных решений, поскольку у нее гораздо больше воображения, чем у политологов.

События 12 месяцев, минувших после нашей встречи на симпозиуме «Дни массовой информации: Мюнхен-89», красноречиво подтверждают этот остроумный постулат итальянского политолога Арриго Леви, автора недавно вышедшей книги «Между Востоком и Западом». В самом деле, давайте зададим себе хотя бы один-единственный вопрос: кто из нас, участников прошлогодней встречи, мог бы предсказать, что всего лишь считаные дни оставались до падения Берлинской стены, которая, по тогдашним оценкам экспертов, должна была бы оставаться еще многие годы, если не десятки лет, символом разделенной Германии и разделенной Европы? И могли кто-либо из нас, участников прошлогоднего симпозиума, предсказать, что всего лишь через год с небольшим станут возможными обшегерманские парламентские выборы?

Вспоминается, как год назад западногерманский журналист задал мне в связи с 40-летием ГДР вопрос из разряда каверзных: почему, мол, Горбачев и советские средства массовой информации в эти дни не критикуют Хонекера за его противодействие курсу перестройки и гласности? Я позволил себе тогда ответить шуткой: не принято высказывать критические суждения на юбилеях и похоронах. Шутка была подхвачена, и, признаться я не ожидал, получив вскоре из ФРГ ряд копий корреспонденций из различных газет, где мои слова о юбилеях и похоронах будут вынесены в заголовки.

Год назад, выступая на симпозиуме в Мюнхене, я говорил, что перестройка и гласность, новое политическое мышление со всей остротой поставили перед всеми советскими средствами массовой информации проблему разрушения стереотипов, отказа от какого-либо упрощенчества в оценках. Я и сегодня готов подтвердить, что это для нас, журналистов, — задача первостепенной важности. К сожалению, решение ее не может быть неким единовременным актом. Можно сказать, что все мы: работники информационных агентств, телевидения, радио, прессы — лишь студенты в академии перестройки и гласности. Прожитый год также был для нас временем поисков и весьма напряженной учебы.