Закон и беспорядок. Легендарный профайлер ФБР об изнанке своей профессии - Джон Дуглас Страница 34

Вот какой девушкой… вот какой женщиной была Сюзанна.

Глава 9. Защита человека, которому нет оправдания

Тем временем у Седли Элли оказалось несколько собственных историй. Но, конечно, не о Сюзанне Коллинз. Такой человек, как Элли, может беспокоиться только о себе и о том, как вся эта ситуация повлияет на его жизнь.

После первого признания в том, что он убил Сюзанну (хотя и случайно, как он уверял), и походов с полицией по местам преступления, он вдруг заявил, что совершенно ничего не помнит. Эту историю он рассказал двум своим адвокатам, назначенных ему судом, по имени Роберт Джонс и Эд Томпсон, известным и уважаемым членам адвокатуры Мемфиса. После того, как они пригласили психолога и тот обследовал и проверил под гипнозом их клиента, Элли опустился (или поднялся, в зависимости от того, как это воспринимать) до диссоциативного расстройства личности (ДРЛ). Похоже, в этом неповоротливом теле жили три враждующие личности: обычный Седли, персонаж женского пола по имени Билли и Смерть. Позже он сказал государственному психологу по имени Сэмюэль Крэддок, что Сюзанну убила Смерть, хотя Крэддок свидетельствовал на суде об отсутствии раскаяния из-за гибели жертвы у так называемой нормальной личности Седли. Ничего из этого не присутствовало в первоначальном заявлении Элли в полицию, тогда оно было записано полностью и еще больше опровергает версию о внезапном развитии ДРЛ.

Доктор Крэддок не обнаружил доказательств наличия ДРЛ, но поставил довольно обоснованный диагноз пограничного расстройства личности (ПРЛ). Это расстройство названо так, поскольку считалось, что оно балансирует на границе между неврозом и психозом. Для него характерны тяжелая эмоциональная нестабильность, гневливость, ригидное мышление, нарциссизм, паранойя и, кроме прочего, полное отсутствие сочувствия. Другие члены исследовательской группы поставили аналогичный диагноз.

Сторона защиты сказала, что ей нужно больше времени, чтобы оценить состояние Элли, и получила шестимесячную отсрочку от судебного разбирательства, которое Хэнк Уильямс очень торопился начать.

Исходя из моего опыта во всех расследованиях и судебных процессах, ДРЛ – одно из классических средств бессмысленной защиты. Если вы серьезно связаны с совершенным преступлением, а вещественные доказательства говорят сами за себя, то это одна из немногих остающихся стратегий, способных, по крайней мере, позволить вам отрицать вину или даже уменьшить ее. Традиционное заявление о невменяемости – это весьма тяжелый подъем в гору: «Вы имеете в виду, что в тот период вы не могли осознать, правильно ли будет похитить молодую женщину, избить ее до бесчувствия, а затем затолкать ветку ей между ног и проткнуть тело насквозь?» Вряд ли с этим согласится здраво и реально мыслящее жюри.

Но ДРЛ? Что ж, у этого диагноза, может, и есть некоторый потенциал. Во-первых, никто до конца не поймет, что это такое; это загадочно и жутко. И такой диагноз поддерживает логику о том, что ты «настоящий» – вполне нормальный парень, просто это демоны забрались в твой разум и творят за тебя плохие вещи.

Я не хочу сказать, что диссоциативного расстройства личности не существует, потому что оно наверняка случается. Но защищаться с помощью такого диагноза от обвинения в тяжком насильственном преступлении крайне проблематично. Оно встречается крайне редко, чаще у женщин, чем у мужчин, и почти всегда проявляется в раннем и среднем детстве. Все случаи ДРЛ, что мы видели, являются реакцией на серьезное сексуальное и физическое насилие, механизмом выживания, который позволяет ребенку-жертве разделить свое «я» на более защищенных или более сильных личностей и в итоге отделиться от окружающей его мрачной реальности. Иногда одна из таких личностей – это мститель, он может отомстить обидчику, но это всего лишь вымысел больного. Случаи ДРЛ не всегда легко диагностировать, но любой компетентный специалист в области здравоохранения или образования сможет понять, что здесь что-то не так и что надо обратиться за помощью для ребенка.

Ни один из экспертов, с которыми мы консультировались, не знает случая, когда ДРЛ превращает не склонного к насилию человека в жестокого. Я особенно скептически отношусь к случаям, когда диагноз ДРЛ возникает не в детстве, а в зрелом возрасте и уже после ареста.

Психиатры Элли пришли к выводу, что его ДРЛ возникло в результате сочетания эмоционального насилия со стороны отца и детской инфекции мочевыводящих путей, побудившей его создать женский образ.

После четырех отсрочек, мучительно пережитых Коллинзами, в марте 1987 года началось судебное разбирательство по делу Седли Элли. Опасаясь, что присяжные не смогут увидеть другого мотива такого ужасного и не имеющего видимых причин преступления, помимо невменяемости, Хэнк Уильямс связался с представительством ФБР в Мемфисе. Оттуда мне передали запрос, чтобы я помог с разработкой прокурорской стратегии. Я надеялся, что смогу вместе с прокурорами вывести Элли из придуманного образа, если он начнет настаивать на своем, и покажу присяжным, каков он на самом деле. Такой подход неплохо сработал в судебном процессе по делу Уэйна Уильямса об убийствах детей в Атланте. Тогда мои наставления помогли прокурору вынудить Уильямса взорваться и выдать себя. Я сидел за столом прокурора, наблюдал и высказывал свою точку зрения.

Однако, как выяснилось, Элли не собирался давать показания в свою защиту. Это явно не помогло бы ему.

Во время того судебного процесса я довольно хорошо познакомился с Джеком и Труди Коллинз. Мы остановились в одном отеле и стали близкими друзьями. Я видел, что они до крайности потрясены и даже оглушены случившимся, но их храбрость и стойкость вызывали у меня восхищение. Несмотря на степень Джека в области права и богатый опыт работы в американской дипломатической службе у них обоих, они все еще не могли понять, как один человек может сделать такое с другим. Казалось, они пришли ко мне за ответами.

Я попытался привести им тот же анализ поведения Элли, что и Хэнку Уильямсу. Несмотря на то что преступление не укладывалось в