Селеста Альбаре - Господин Пруст Страница 34

XII

ЛЮБОВЬ К МАТЕРИ

Восемь лет, день за днем без единого перерыва, — это значительно больше, чем тысяча и одна ночь. И когда в безмолвии старости я вспоминаю всех персонажей, прошедших в его рассказах, стоит мне только закрыть глаза, как у меня кружится голова.

Иногда его описания шли по частям. Он приставлял их одно к другому напо­добие кроссворда, хотя ему случалось показывать мне и широкую картину общества. Но всегда чувствовалось, что по-настоящему его интересуют только глубинные от­ношения между людьми.

Думаю, это было у него от семьи — я имею в виду не только наследственность, но и пример всего домашнего круга в детстве и юности.

Он много рассказывал мне о своих родителях, каждый раз подчеркивая гар­монию и близость связей, которые смогла разорвать только смерть.

Помню, как-то ночью разговор вновь зашел об этом, и он вдруг умолк на минуту, потом прочел стихотворение из «Ночей» Мюссе — их он часто вспоминал при мне, и я в конце концов тоже полюбила этого поэта. Потом вспомнил один то­гдашний романс, который напел ему Одилон, а он записал слова. Кажется, романс назывался «Время лилий». После упоминания о том, что в этом мире все люди «оп­лакивают своих друзей и свою любовь», там говорится: «но все-таки мне снятся не­разлучные пары».

Это привело меня в восторг, и я воскликнула:

—     Сударь, как это прекрасно, пожалуйста, прочтите еще раз!

Ему так понравилась моя увлеченность, что, повторив слова, он отдал мне листок, на  котором они были записаны — и до сих пор он сохранился у меня. Потом с блеском в глазах сказал:

—     Если подумать, как это верно! Жизнь берет свое, на смену любви при­ходят всякие дела и хлопоты. И все-таки есть браки, в которых не прерывается ни уважение, ни потребность быть вместе, ни то великое чувство понимания друг друга. И, что бы ни случилось, такие связи нерасторжимы, запомните это, дорогая Селеста.

Глубину понимания, мягкость и доброту, но вместе с тем стальную волю то ужасающее упорство в работе, — все это г-н Пруст, несомненно, унаследовал от тех различных характеров, которыми обладали его отец и мать.

Он говорил мне:

—     В нашей семье все были великими тружениками. Отец просто не знал усталости. Он шел от конкурса к конкурсу, и всегда был недоволен своей научной работой, стремясь достичь во всем еще лучшего. На всех экзаменах он занимал первые места или, в крайнем случае, вторые и третьи. Он был отважен и предан своему делу. Ведь отец родился в Босе, а на работе все босероны настоящие звери. Кроме того, нельзя забывать, что сначала он хотел стать священником, это говорит о многом. Ведь священник и врач оба служат делам милосердия.

И с нежной улыбкой г-н Пруст добавил:

—     Во всяком случае, в нем изначально было то, чтобы стать тем, кем он стал — человеком выдающимся.

Профессор Адриен Пруст достиг самой вершины — поста Генерального ин­спектора всех санитарных служб Франции и заморских территорий. И когда г-н Пруст говорил мне, что его отец написал немало выдающихся работ по своей спе­циальности, глаза его блестели от гордости.

—     Вы, конечно, не знаете, Селеста, но ведь именно он одолел холеру в Марселе, когда там гибли сотни людей. Отец не только собственными руками ос­матривал больных и сам при этом заразился, но еще и установил, что возбудителя холеры переносили корабельные крысы. Он даже вызвал дипломатический конфликт с англичанами, заставив их суда отстаиваться в карантине. Это наносило такой вред коммерции, что они от злости готовы были повесить его.

Упоминал он и о другом примере отваги отца.

—     Ему приходилось совершать длительные инспекционные поездки в такие места, где был непереносимый климат. Особенно он вспоминал Красное море, где так страдал от жары и морской болезни, что один раз даже умолял выбросить его за борт. Эти поездки настолько беспокоили матушку, что она все-таки настояла на том, чтобы он брал ее с собой. Я это хорошо помню. Она вся была переполнена рассказами о поездках на верблюдах. Но, несмотря ни на что, отец никогда не променял бы воз­ложенную им на себя миссию даже ради всех благ мира. К тому же он еще и не знал, что такое отдых.

Часто г-н Пруст говорил мне:

—     Ах, Селеста, если бы я был уверен, что сделал своими книгами столько же, сколько папа для несчастных больных!

Совсем другой была его мать. Обладая таким же преданным характером, она проявляла его совсем по-иному. Как говорил г-н Пруст, величайшее согласие между его родителями во многом основывалось на том, что всеми делами занималась мать, старавшаяся избавить мужа от всего, что не касалось его работы. И в то же время тонкости и дипломатии у нее хватало на них обоих. Если она чувствовала, что про­фессору Адриену Прусту нужна поддержка, то, не колеблясь, сопровождала его на лекцию в «Отель Дьё». При этом у нее еще был и талант устраивать приемы.

—     Она всегда твердо знала, что нужно делать, и была чем-то вроде дипломатического агента в карьере папа.

Смеясь, он говорил:

—     Представляете, Селеста, в моей молодости было время, когда мы регу­лярно, раз в неделю, бывали на завтраках в Елисейском дворце у президента Рес­публики, и какого президента!.. Самого Феликса Фора. Матушка была издавна, лет уже десять или двенадцать, в приятельских отношениях с госпожой Фор, еще с тех пор, когда ее муж подвизался в качестве простого депутата. С их дочерьми, старшей Люси и младшей Антуанеттой, я играл на аллеях Елисейских Полей... Люси была уже почти девушка, а мы с Антуанеттой все еще несозревшие прыщички. Однако Ан­туанетта со своими серыми глазами вертела мною ничуть не хуже, чем нашими ма­ленькими осликами, которые катали нас. И вот, когда муж г-жи Фор вознесся до Елисейского дворца, матушка почти каждый день прогуливалась по Булонскому лесу вместе с его женой. Их отношения из близких стали совсем доверительными. Г-жа Фор рассказывала матушке о всех своих немалочисленных бедах из-за подруг г-на президента, а это уже говорит о многом. Но они еще и обсуждали всякие планы. Например, чтобы женить меня на сероглазой Антуанетте. И вдруг все это рухнуло после отчаянных криков в апартаментах дворца прелестной г-жи Стейнхель, когда президент испустил дух в ее объятиях. Но я ничуть не жалею об этом.

Кроме того, г-жа Пруст была несравненной хозяйкой дома, что весьма нема­ловажно, поскольку на улице Малерб и на улице Курсель, куда семья переехала в 1900 году, приходилось содержать открытый дом, неизбежный при стольких свет­ских связях.

—     Она успевала следить за всем, от погреба до чердака. Все должно было блестеть и сверкать, находиться на своем месте и в полном порядке. Кроме того, она вела и все денежные дела.