Родион Малиновский - Солдаты России Страница 35

Позиция немцев была прорвана. Уже стучали саперы на Немане, наводя мост. Прибыли переправленные на паромах пулеметные двуколки, на них погрузили пулеметы и патроны. Теперь будет легче. Началось преследование отступающего противника.

Так заканчивался первый бой для 256-го пехотного Елисаветградского полка. Все получили боевое крещение, и никто не хотел вспоминать то, что случилось накануне боя.

Полк шел в авангарде дивизии. Как ни стремился он нагнать отступавшего противника, это ему не удавалось. Поднажмут солдаты, войдут в какую-нибудь деревню — тут должен быть немец! А жители говорят: «Ушел герман». Смотрят солдаты — действительно, только что ушел неприятель, еще бивачные костры не погасли. В следующем селе — та же история. Так, измученный походом, полк миновал Сейны и остановился биваком на подступах к Сувалкам.

В последние дни беспрерывно шли холодные, пронизывающие дожди, и это еще более затрудняло поход. Да и на биваке было не сладко. Под ногами вязкая земля, покрытая стерней, которую тысячи сапог втоптали в землю... На этом голом поле и ставили солдаты палатки, чтобы хоть как-то укрыться от дождя. О сухой соломе можно было только мечтать.

Снабжение расстроилось, кухни отстали, к тому же они были пусты. Начальство разрешило съесть по кусочку сухарей и по полбанки мясных консервов из неприкосновенного запаса. Но что это за еда, разве этим будешь сыт? И пулеметчики отправились промышлять чего-нибудь съестного. Ванюша и Козыря в соседнем хуторе сумели достать гуся, живого гуся, — это был неожиданный успех. Засунув гогочущую птицу в мешок, они явились во взвод именинниками. Быстро развели огонь, и вот уже ведро с гусем висит над костром, вода начинает закипать. Все предвкушают сытный ужин.

И вдруг — сигнал тревоги. Вмиг свернули палатки. А как быть с ведром, в котором варится гусь? Козыря, недолго думая, схватил ведро и понес. Если переход будет невелик, то на новом месте можно доварить. Но, увы, пришлось гуся выбросить. Есть его, в сущности еще сырого, было нельзя, а команда на отдых долго не поступала.

Целую ночь проблуждали по окраинам Сувалок, лишь к утру кое-как пригрелись в брошенных воинских казармах. За Сувалками, в направлении Красное Багно, шел упорный бой. Там рокотала ружейно-пулеметная стрельба и грохали разрывы снарядов. Тяжелая дальнобойная артиллерия часто накрывала окраины Сувалок и особенно казарменный городок. Солдаты заполнили подвалы, укрывались за толстыми стенами казарм. Окна и двери в них уже давно повылетали.

Поздно вечером полк построили и повели туда, где весь день гремел бой. Утром в предбоевых порядках поротно перевалили через какие-то холмы, миновали в густом тумане сгоревшие деревни, спустились в широкую долину, прошли речушку.

— Осторожно, телефонный провод, смотри не порви, — передавали по цепи.

Когда туман рассеялся, цепи полка попали под ружейно-пулеметный огонь противника. Снова покатились назад. Германская артиллерия подгоняла. Пулеметчикам было тяжелее всех: надо тащить за собой на катках пулеметы и нести тяжелые коробки с лентами. Ванюша катил на лямке цилиндр, в который были вложены четыре коробки с полными патронными лентами. Видя, что Ванюша выбивается из сил, взводный Шаповалов приказал раскрыть цилиндр. Вынули коробки с патронами. Сам взводный взял две, а две другие, перевязав тренчиком, посоветовал Ванюше перекинуть через плечо — так будет легче.

Уже солнце поднялось, когда полк рассыпался по буграм и стал быстро окапываться. Пулеметчики нашли где-то дощатые двери от клуни, накрыли ими свой блиндаж, закидали его соломой, засыпали землей сантиметров на двадцать и спокойно расположились на отдых, убежденные в прочности блиндажа.

Тяжелая гаубичная артиллерия немцев начала обстрел наших позиций. Потом артиллерия усилила огонь и стала брать окопы в вилку. Пулеметчики заняли свои места у пулеметов. Взводный унтер-офицер Шаповалов наблюдал в бинокль за немецким расположением. Увидев двигающиеся цепи неприятельской пехоты, а за ней в глубине взводные колонны, скомандовал:

— Прицел двенадцать, целик ноль, очередями...

Все ждали заключительного: огонь!

Роты второго батальона также изготовились к ведению залпового огня взводами. Взводные унтер-офицеры поднялись во весь рост на брустверы. Прозвучала команда:

— Взво-од, пли!

Загремели нестройные залпы.

Открыли огонь и пулеметчики. Немцы словно ожидали этого и начали более интенсивный обстрел русских окопов. Все чаще и ближе рвались шестидюймовые снаряды. Один снаряд попал в блиндаж пулеметчиков, и на его месте появилась глубокая дымящаяся воронка, Вот тебе и прочное укрытие! Хорошо, что в блиндаже никого не было — пулеметчики находились у площадок своих пулеметов; их только сильно засыпало землей и оглушило разрывом немецкого «чемодана». Унтер-офицеры также сообразили, что совсем не обязательно командовать, стоя на бруствере. Они спустились на дно окопов, и стрелки стали вести огонь самостоятельно.

Залповый огонь взводами оказался на редкость неэффективным, и немцы продолжали двигаться цепями как ни в чем не бывало. Они разбегались и залегали только от пулеметных очередей, но затем поднимались и, поблескивая на солнце лакированными кожаными касками с медными шишаками, делали броски вперед.

И вот наконец германцы, что-то крича и насвистывая, перешли в атаку. Пулеметчики открыли беспрерывный огонь, стрелки зачастили «пачками», а несколько правее и левее наша пехота выскочила из окопов и с криками «ура» побежала в штыки. Послышались разрывы ручных гранат. Кое-где произошли штыковые схватки, но немцы не приняли штыкового удара и залегли, а потом обратились в бегство. Началось было преследование, однако немецкие пулеметы остановили русскую пехоту.

Наши пулеметы, захлебываясь, вступили в огневое состязание с врагом. Постепенно стрельба стала затихать, русская пехота так и осталась лежать метрах в двухстах впереди своих окопов, быстро окапываясь и ведя редкий огонь. Замолкли и пулеметы, которых, нужно сказать, у германской пехоты было много. По качеству пулеметы были почти равноценны, но по количеству немцы имели большое превосходство.

Так прошел весь день. Германская пехота больше в атаку не поднималась. Под вечер стороны разошлись по своим окопам, их разделяло, по данным дальномерщиков, 1400 шагов. Вдали виднелись Сувалки — они были в дыму. Город горел, подожженный дальнобойной германской артиллерией. Временами сквозь дым появлялись большие языки пламени. С наступлением сумерек вид пожара как-то особенно действовал на солдат, и они угрюмо смотрели на полыхающее позади них зарево.