Юрий Сушко - Марина Влади, обаятельная «колдунья» Страница 35

О, так я его прекрасно знаю! И он должен меня помнить. Если не по фильмам, то хотя бы по тому, как я ему помогала в Париже устраивать прием. Я не знаю Романова?! Смешно… Год назад, когда я увидела, на каком уровне в советском посольстве готовился прием для французской светской публики, то в ужас пришла: водка, икра, балалаечники — и все!.. Да этих посольских засмеяли бы. Не в лицо, разумеется, а потом — в газетных комментариях. Потешался бы весь Париж… И потом, самое главное — они понаприглашали каких-то никому не известных людей, совсем не того уровня, чье мнение в обществе не имеет никакого веса, от которых ничего не зависит. В общем, все организационные хлопоты я, конечно, взвалила на себя. И финансовые расходы, кстати, тоже…

Но в Москве добиться приема у Романова даже ей оказалось не так-то просто. Правда, советский министр кино Марину все-таки вспомнил, назначил время и при встрече старался проявить максимум любезности. Поинтересовался впечатлениями о Москве, наговорил кучу комплиментов, спросил о проблемах.

Пока Марина говорила, Алексей Владимирович распорядился накрыть столик в комнате отдыха — «кофе, ну и все, что полагается», угощал армянским коньяком, предлагая выпить за дружбу и взаимообогащение двух культур. Странно, но Маринина идея сделать совместный фильм сразу привела его в восторг и вызвала бурю энтузиазма. Мысль замечательная, сюжет превосходный, и вы опять будете сниматься в Советском Союзе! Автор Высоцкий? Хорошо, пусть Высоцкий.

Главное: «Вы, Марина Владимировна, самая надежная гарантия европейского успеха нашей картины! Только надо будет тщательно продумать, как это все получше устроить. Но с вашим-то именем, вашими связями…» Напоследок даже блеснул лингвистическим изыском: «Ну, вы-то, Марина Владимировна, компрене ву?..»

Она, в отличие от Высоцкого, еще не все понимала. А Владимир, выслушав «отчет о встрече в верхах», уверенно сказал: «Ничего не будет, вот увидишь».

Потом протянул ей свежий номер «Советского экрана»:

— А что же ты скромничаешь, ничего не говоришь? У тебя, оказывается, новая картина вышла. — Он ткнул пальцем в рецензию:

— «„Время жить“ на поверку оказывается временем разрушения человеческих ценностей, — вслух прочла Марина. — Таков грустный вывод из фильма. Грустный потому, что автор фильма не видит решения жесткой драмы и разрушений». Автор Р. Соболев.

— Кто такой? Известный критик, не знаешь?

— Понятия не имею…

— Да ну, на самом деле пустенький фильм, но с претензиями. Жак Тати вознамерился препарировать историю средней, «витринной», французской семьи — муж, жена, ребенок. В общем, ничего особенного. Обычные семейные сложности, знаешь, как бывает…

Владимир кивнул, мол, знаю. А потом вдруг тихо произнес:

— Давай поженимся…

Тридцать лет — это, конечно, возраст, который означает, что у человека есть прошлое.

«Долгие годы мне нравилось быть любимой, — признавалась Марина. — Я любила мужчин — мне нравилось в них мое отражение… Я любила любовь, удовольствие, получаемое мною, и сознание обладать кем-либо. И, безусловно, я верила, что отдаю всю себя, и не переносила, не получая взаимности. Для меня невозможно быть обманутой, тут я рвала все отношения… Либо ты живешь с человеком и никого больше нет рядом, либо живи одна. В моей жизни всегда было так! Никаких авантюр! Никогда! Это не пуританство. Это моя личная мораль… У меня необычайная жажда быть любимой, единственной, землей и небом. Быть всем. И если я замечаю, что это совсем не то, я спускаюсь с облаков. Володя заставил меня измениться!.. Иногда он нуждается в материнской помощи, чтобы я потрепала его за уши…»

Ими любовались.

«При съемке мне мешали волосы Высоцкого, — вспоминал Валерий Плотников, режиссируя свою жанровую фотосессию. — Я попросил Марину: „Причеши Володю“. Она начала причесывать, и я вдруг увидел, что лицо у него стало детским, таким, каким бывают лица у детей, когда их причесывает мама…»

«Она улыбается всем сразу, но видит только его. А он уже рядом, и они страстно целуются, забыв про нас, — все замечает поэтесса Инна Гофф. — Нам говорят, что Марина только что прилетела из Парижа. Они садятся рядом… Она в черном скромном платьице. Румяное с мороза лицо. Золотисто-рыжеватые волосы распущены по плечам. Светлые, не то голубые, не то зеленые глаза… Звезда мирового кино. Колдунья… Вот и его заколдовала… Приворожила… Они забыли о нас. Они вместе. Они обмениваются долгими взглядами. Она ерошит ему волосы. Кладет руку ему на колено. Мы не в кино. Это не фильм с участием Марины Влади и Владимира Высоцкого. Это жизнь с участием Марины Влади и Владимира Высоцкого…»

Владимир называл происходящее своим «французским сном». И фрагменты «сновиденья» мелькали, как кадры в рапидной съемке, 24 кадра в секунду:

…Марина неловко подворачивает ногу. Высоцкий, никого не видя, опускается на колени и, глядя снизу вверх в ее светлые глаза, целует нежную стопу…

…Буфет верхнего банкетного зала Кремлевского дворца. Он стоит рядом с ней, и его глаза лучатся какой-то покорностью, преданностью, смущением. Они о чем-то говорят. И он все делает неторопливо, делает все, чтобы ей услужить, исполняет все, о чем она его просит. То подает ей тарелку с салатом, то ломтик хлеба, и все так сдержанно, спокойно, что на первый взгляд и не чувствуется связи между ними. Видно, как он стремится сделать все, чтобы она была довольна… Это не театр и не кино, и нет с ним гитары. За что же ему держаться?..

…Они в ресторане ВТО. Вокруг уже толпа собралась, а они никого не видят. Это красиво, щедро, празднично. Для людей посторонних — просто подарок судьбы. Экспонат, образец, эталон…

…Шереметьево. Зима. На лестнице трапа ежится уже синий от пронизывающего ветра Володя… И в синей же руке, на фоне синеющего лица, лежит один синеющий цветок. И вот они сбегают вместе с трапа, ныряют на заднее сиденье машины. И замирают! Умерли. Кто-то из посторонних, подглядывая за ними, вздыхает озабоченно: «Не задохнулись бы». Но объятий они уже не размыкают…

…Пицунда. Пляж. Скучающие кинодамы моментально оживляются, едва на берегу в безумно смелом бикини появляется Марина Влади. Все принимаются гадать, сколько же ей может быть лет? Не спрашивать же напрямую! Но так хочется узнать! На кривой козе подъехали, пока мама плещется в черноморских волнах, к ее сыну. Володька кричит: «Это не можно сказать! Никогда не можно спросить, сколько лет женщина!..»

…Высоцкий поет. Она слушает его с выражением неимоверного счастья на лице. Он замолкает — она гладит ему руку. Между ними все время какой-то ток. Марина сидит, обняв его за плечи. И это — абсолютное, сказочное счастье двух людей…