Игорь Оболенский - Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений Страница 35

Во время одного из обедов к нам пришли из ГПУ и сказали, что эта квартира находится в фонде ГПУ и человек, который нам ее продал, не имел на это права. Квартира была дана ему во временное владение. Нас снова выселили…

Перебрались в новую квартиру на улицу Тархнишвили, 11. Купили мебель эпохи Людовика XV, три мраморных стола, кресла с огромными спинками.

У меня была золотая сумка работы Фаберже, с инкрустированными в замок огромными сапфирами и бриллиантами. Это был свадебный подарок Алеши. Я ходила с ней в Оперу. Однажды в ложу зашел посол Италии с графом Пиньятелли. И сказал: «Какая удивительная вещь! И красивая – такая же, как владелица».

Мне неудобно писать о своей красоте, но вдруг это потом будут читать мои внуки.

После пропажи сумки об этом говорил весь город. Меня даже вызвал Берия и с акцентом спросил, не знаю ли я, кто ее украл. Я знала, что это сделал Г.Ч. Но никому не сказала…»

Первые годы после установления в Грузии советской власти еще сохранялась возможность переписываться с родственниками за границей.

Все письма из Парижа приходили на адрес княгини Нино Церетели, давней знакомой семьи Дадиани. В шутку Бабо называла жилище Церетели «архивом».

Да и сама жизнь княгини, некогда фаворитки императора Александра Третьего, вынужденной доживать свои дни в небольшой комнатке, выделенной ей из некогда целиком принадлежавшего особняка, и сама по себе была архивом воспоминаний о минувших славных днях.

…Визит российского императора Александра Третьего в Грузию наделал много шума. Когда российского самодержца спросили, что на него в Грузии произвело самое яркое впечатление, тот ответил стихами:

Кахетинское вино,Церетели Нино.

Восхитившая Александра Третьего Нино Церетели была признанной красавицей Грузии и женой генерала Бидзины Чолокашвили. Генерал слыл знатным острословом и прекрасным танцором. Когда Чолокашвили выходил танцевать лезгинку со своей женой, замирал, казалось, даже оркестр.

Увлечение супружеской пары танцами дало повод светлейшему князю Георгию Шарвашидзе посвятить Нино эпиграмму:

В Боржоми царский дворец,И там Нино Церетели.А муж-генерал молодец,Танцует лезгинку с нею.

Генерала Чолокашвили не стало еще до того, как Грузия потеряла свою независимость и превратилась в одну из республик Советского Союза.

После того как улице, на которой находился их дом, коммунистическое правительство даст имя Фридриха Энгельса, Нино Церетели поймет, что мужу просто повезло.

Она сама доживала свой век в единственной комнате, которую новая власть оставила ей от прежних владений. Да и входить в нее приходилось с черного хода – по мраморным лестницам теперь ступали ноги других хозяев.

Компанию Нино составляла княгина Ольга Дадиани, чей муж тоже скончался до 1921 года, а сын покончил жизнь самоубийством. И потому смысла следовать за своими родственниками, уехавшими в Париж, у нее не было.

Бабо Дадиани называла обитель двух женщин «архивом», так как именно на улицу Энгельса поступала вся почта от уехавших в Париж грузинов. Беспокоиться о своем будущем разменявшие девятый десяток женщины повода не видели. На скромные денежные переводы из столицы Франции и жила бывшая светская красавица.

По вечерам в «архив» приходили оставшиеся в Тбилиси родственники тех, кто теперь жил на берегах Сены. Читали письма, узнавали новости о своих близких, шепотом обсуждали с княгинями последние события.

Не стало Нино Церетели в 1932 году…

«В 1924 году Алешу арестовали. А вскоре у нас родилась дочь Татули…

В тюрьме Алешу посадили в бочку – для того, чтобы он не мог ни встать, ни лечь. Этим всем занимался Берия, который хотел, чтобы Алеша стал шпионом. Дело в том, что он знал языки – окончил Оксфорд и потом четыре года учился на экономическом факультете в Германии. Но Алеша не согласился.

Основное число заключенных составляли наши знакомые или друзья. Все блистательное общество, мужественные офицеры находились в тюрьме.

Жили мы тогда на улице Кобской. Много было волнений и переживаний. Ко мне приходили с допросами, несколько раз были обыски.

Во время очередного обыска мой брат выглянул в окно и увидел, что возле подъезда стоит машина и в ней сидит Давид Багратиони, который стал работать в Чека и служить Берия. Он выдал все грузинское офицерство и дворянство. Об этом Багратиони даже сочинили стихотворение: «Горько плачет Мтквари и Риони, ты предатель, Багратиони».

Надо заметить, что в наш дом Багратиони войти не посмел, остался в машине. Странно, что у него хватило совести хотя бы не переступать наш порог.

Алеша сидит в Чека, на улице Дзержинского, 24. Ношу ему еду. Перед зданием всегда встречаю кого-нибудь из родственников, друзей или знакомых, у всех кто-то арестован.

Еду принимают после долгого обыска. Потом долгое ожидание ответа. Через маленькое окошко возвращают пустую посуду и клочок бумажки с ответом: «Получил все. Алеша».

Вскоре Алешу перевели в губернскую тюрьму в Ортачала. Это произошло после множества просьб со стороны самых разных людей. Алеша оказался в тюрьме, где уже сидели католикос-патриарх Амвросий Хелая и митрополит Калистрат Цинцадзе. Священнослужителей арестовали после того, как они отправили письмо протеста на адрес Генуэзской конференции.

В среду и пятницу я носила им постную еду, за что патриарх меня очень благодарил.

Свидания с Алешей были запрещены. Его обвиняли в контрреволюции (был такой страшный отдел КРО) и в помощи Какуце Чолокашвили. Это было страшное обвинение.

Но я нашла способ хотя бы мельком увидеть его. Это удавалось благодаря тому, что к патриарху-католикосу Амвросию Хелая и митрополиту Калистрату Цинцадзе посетителей пускали. Происходило это так. К тюремному окошку подходил наш знакомый заключенный и осенял себя крестным знамением. Это означало, что я должна была сказать охраннику, что иду к Хелая или Цинцадзе. Когда я с ними встречалась, мой Алеша как бы невзначай в это время проходил по коридору, и мы могли увидеть друг друга.

Во время одного из посещений каталикос и митрополит посадили меня перед собой и сказали: «Дочь Бабо, у нас, стариков, к тебе просьба, сможешь ли ты ее выполнить?» Что я могла ответить? «Исполню все, что велите».

Тогда патриарх и митрополит сказали слова, которые ранили меня в самое сердце. «Ты должна свою маленькую дочку отправить к родным в деревню и отдать кормилице. Так как сейчас ты больше всего нужна своему мужу. На все это нужно время, и ты не сможешь уделять должного внимания ребенку. Хождение сюда отнимает много сил и времени. Так будет лучше и для младенца, и для дела».