Бонапарт Наполеон - Египетский поход Страница 35

По счастливому стечению обстоятельств, едва занялся рассвет, Наполеон переправился через Нил для посещения арсенала в Гизе. Он вернулся в город к 9 часам. По виду жителей кварталов, через которые он проезжал, ему нетрудно было установить, что именно происходит. Он приказал вызвать главных улемов, но все дороги были уже перехвачены. Все перекрестки охранялись караулами повстанцев, началось строительство насыпей и стен, армия была в боевой готовности, каждый солдат на своем посту. Главные шейхи пытались просветить народ относительно неминуемых последствий, которые будет иметь его поведение; они ничего не смогли добиться; они были вынуждены примкнуть к движению, которое было неодолимо. Шейх Сада был избран председателем дивана мятежников; эта ассамблея состояла из сотни имамов, муэдзинов, руководителей магрибинцев – людей, принадлежавших исключительно к низшим классам. Она выпустила обращение, в котором заявила, «что Порта объявила войну Франции; что Джеззар-паша, назначенный сераскером, уже прибыл в Бельбейс со своей армией; что французы собираются спасаться бегством и разрушили барьеры в целях разграбления города в момент ухода». Всю ночь с высоты четырехсот минаретов Каира раздавались пронзительные голоса муэдзинов, сотрясавших воздух проклятиями по адресу всех врагов Бога, неверных, идолопоклонников. Таким образом прошел весь день 22-го, вся ночь с 22-го на 23-е. Повстанцы использовали это время, чтобы соорганизоваться. Слышались ружейные выстрелы, но не часто. Дело принимало весьма серьезный оборот; усмирение Каира могло стать очень трудной задачей. Но еще больше пищи для размышлений давали неизбежные последствия, которые все это должно было иметь. Нужно было подчинить этот большой город, избегая всего того, что могло обострить положение до крайности и исключить возможность примирения народа Египта с армией. Была расклеена прокламация на арабском и турецком языках, имевшая целью просветить жителей относительно ложных известий, которыми пользовались злонамеренные лица, чтобы ввести их в заблуждение. «Неверно, что Джеззар перешел через пустыню; разрушение барьеров соответствует правилам хорошего управления; вооружение цитадели со стороны города явилось лишь выполнением одного из военных правил; жителям напоминалось о битве у пирамид и о поведении султана Кебира по отношению к ним; в заключение предлагалось перенести спор на разрешение дивана». Эта прокламация оказала дурное влияние. Вожаки воспользовались ею, чтобы уверить народ в том, что французы испугались, а это придало ему наглости. Муфти заявили, что надеяться не на что и нужно незамедлительно применить силу; что арабы пустынь двинулись в поход; что племена, находившиеся ближе всего к городу, прибудут в тот же день. Действительно, час спустя стало известно, что биллисы и терабинцы в числе 700-800 человек совершают враждебные акты и действуют на коммуникациях с Булаком. Адъютант Сулькусский выехал из Каира с 200 всадников, перешел через канал по мостику, атаковал бедуинов, убил некоторых из них и преследовал остальных на расстоянии нескольких лье. Он очистил все окрестности города, но сразу же после этого был ранен. Под ним убили лошадь, он упал на землю и был пронзен десятком копий. Сулькусский был поляком, хорошим офицером, членом Института Египта. Его смерть явилась чувствительной потерей.

Генерал артиллерии Доммартен с батареей из четырех мортир и шести гаубиц выступил из Булака, чтобы закрепиться на высотах форта Дюпюи. В час пополудни 30 мортир и гаубиц цитадели и батареи форта Дюпюи подали сигнал к атаке. В мечети Аль-Азхар разорвалось несколько бомб; час спустя в нескольких кварталах города начались пожары. В 3 часа мятежники сделали вылазку из ворот Побед, чтобы овладеть батареей форта Дюпюи. Их было 7000-8000 стрелков, в том числе 700-800 на лошадях. Минареты и весь купол мечети Хасана покрылись стрелками, которые пытались перебить канониров цитадели, но тщетно. Генерал Доммартен для защиты своих батарей располагал тремя батальонами и 300 всадниками. Он приказал атаковать повстанцев в штыки. Повстанцы были отброшены; кавалерия взяла из их числа 400 пленных. Главнокомандующий тотчас же дал сигнал к атаке четырем заранее подготовленным колоннам. Каждая из них состояла из двух батальонов, а проводниками им служили оставшиеся верными копты, сирийцы и янычары. Все четыре достигли мечети Аль-Азхар в тот самый момент, когда в нее входили пораженные ужасом беглецы, участвовавшие в атаке форта Дюпюи. Мечеть была взята штурмом. К семи часам вечера все успокоилось. Огонь прекратился. Ага полиции арестовал 80 из 100 членов, входивших в состав дивана обороны. Их поместили в цитадели. Ночь была молчаливой и мрачной. Знатные люди, укрывшиеся в своих гаремах, испытывали сильное беспокойство. Они не знали, как будут судить об их поведении и не возложат ли на них ответственность за народный мятеж. Около 4000 человек уехали до рассвета, пересекли пустыню и укрылись в Суэце. Пламя полностью пожрало только три дома, да еще около двадцати пострадало от него; мечеть Аль-Азхар была едва затронута пожаром. Потери французов достигли 300 человек (в том числе сотня убитых). Тридцать больных, прибывших из Бельбейса, проходили через город в момент, когда вспыхнул мятеж; они были умерщвлены. Самой чувствительной потерей явилась гибель человек двадцати офицеров штаба и инженерных войск, а также членов комиссии искусств, которые были зарезаны в самом начале мятежа. Они оказались изолированными в различных кварталах. Порядочное количество французов было спасено честными горожанами. Все, кто обладал богатством и образованием, сохранил верность и оказал значительные услуги европейцам. 24-го в 6 часов утра военно-судная комиссия констатировала, что 80 человек, заключенных в цитадели, входили в состав дивана обороны, и распорядилась расстрелять их. Все это были люди, отличавшиеся буйным и непримиримым характером.

V

С восходом солнца 60 шейхов и имамов главной мечети явились во дворец. Они не ложились спать уже трое суток. У них был вид людей виновных и мучимых тревогой. Между тем их ни в чем нельзя было упрекнуть. Они оставались верны, но не смогли противиться бурному потоку народного движения. Шейх Сада не явился, сославшись на нездоровье. Его плохим поведением можно было пренебречь; если бы французы показали, что им об этом известно, то пришлось бы отрубить ему голову. При тогдашнем же настроении умов его смерть принесла бы больше неудобств, чем выгод; его имя уважали на всем Востоке; казнить его – значило превратить в мученика. Главнокомандующий передал ему, что его не удивляет, что человек в его возрасте, в разгар столь странных событий, чувствует себя плохо, но что он желал бы видеть его завтра, если это возможно. Наполеон принял шейхов как обычно и сказал им: «Я знаю, что многие из вас проявили слабость, но я хочу верить, что ни один не является преступником; неблагодарность и мятеж – это то, что более всего осуждается Пророком… Я не хочу, чтобы хоть один день в Каире не происходило обычного богослужения; мечеть Аль-Азхар была взята штурмом, в ней текла кровь, идите и очистите ее. Все священные книги были взяты моими солдатами, но, действуя в моем духе, они принесли их мне – вот они, я их вам возвращаю. Тех, кого постигла смерть, достаточно для моей мести. Скажите народу Каира, что я хочу продолжать быть милостивым и милосердным. Он был предметом особого покровительства с моей стороны, он знает, как я любил его, пусть же он сам судит о своем поведении. Я прощаю всем, но хорошенько объясните им, что то, что произошло и еще произойдет, давно уже записано и что никто не в силах остановить меня; это все равно, что захотеть остановить судьбу… Все, что произошло и еще произойдет, записано в книге истины». Эти старцы бросились на колени и стали целовать книги Корана; среди последних имелись чрезвычайно древние. Один экземпляр принадлежал Хасану, другие – Саладину. Они выразили свою благодарность, скорее, выражением лица, нежели словами. Они отправились в мечеть Аль-Азхар. Мечеть была заполнена перепуганными людьми. Она была очищена. Трупы были преданы земле. Омовения и другие церемонии, предписываемые обычаем, препятствовали обычным молитвам. Шейх Аль-Шаркауи поднялся на кафедру и повторил то, что сказал султан Кебир. Народ успокоился. Он молил Пророка о предстательстве, чтобы призвать благословение Господне на этого великого и милостивого правителя. 24-го были убраны барьеры, очищены улицы, восстановлен порядок.