Денис Давыдов - Дневник партизанских действии 1812 года Страница 35

никто не дал себе труда собрать все сведения о взятии нами редута

Раевского, уже занятого неприятелем. Почтенный Николаи Николаевич Раевский,

именем которого назван этот редут, описывая это событие, упоминает слегка

об Ермолове, выставляя лишь подвиги Васильчикова и Паскевича. Отдавая

должную справедливость блистательному мужеству этих двух генералов и

основываясь на рапорте Барклая и на рассказах очевидцев и участников этого

дела, все беспристрастные свидетели этого побоища громко признают Ермолова

главным героем этого дела; ему принадлежит в этом случае и мысль и

исполнение.

Это блистательное дело происходило при следующих обстоятельствах: получив

известие о ране князя Багратиона и о том, что 2-я армия в замешательстве,

Кутузов послал туда Ермолова с тем, чтобы, ободрив войско, привести его в

порядок. Ермолов приказал храброму полковнику Никитину (ныне генерал от

кавалерии) взять с собой три конные роты и не терять его из виду, когда он

отправится во 2-ю армию. Бывший начальник артиллерии 1-й армии граф

Кутайсов решился сопровождать его, несмотря на все представления Ермолова,

говорившего ему: "Ты всегда бросаешься туда, куда тебе не следует, давно ли

тебе был выговор от главнокомандующего за то, что тебя нигде отыскать не

могли. Я еду во 2-ю армию, мне совершенно незнакомую, приказывать там

именем .главнокомандующего, а ты что там делать будешь?" Они следовали

полем, как вдруг заметили вправо на редуте Раевского большое смятение:

редутом овладели французы, которые, не найдя на нем зарядов, не могли

обратить противу нас взятых орудий: Ермолов рассудил весьма основательно:

вместо того чтобы ехать во 2-ю армию, где ему, может быть, с незнакомыми

войсками не удастся исправить ход дела, не лучше ли восстановить здесь

сражение и выбить неприятеля из редута, господствующего над всем полем

сражения и справедливо названного Беннигсеном ключом позиции. Он потому

приказал Никитину поворотить вправо к редуту, где они уже не нашли

Паскевича, а простреленного полковника 26-й дивизии Савоини с разнородной

массой войск. Приказав ударить сбор, Ермолов мужественно повел их на редут.

Найдя здесь баталион Уфимского полка, последний с края 1-й армии, Ермолов

приказал ему идти в атаку развернутым фронтом, чтобы линия казалась длиннее

и ей легче было бы захватить большее число бегущих. Для большего

воодушевления войск Ермолов стал бросать по направлению к редуту

Георгиевские кресты, случайно находившиеся у него в кармане; вся свита

Барклая мужественно пристроилась к ним, и в четверть часа редут был взят.

Наши сбрасывали с вала вместе с неприятелем и пушки; пощады не было никому;

взят был в плен один генерал Бонами, получивший двенадцать ран (этот

генерал жил после долго в Орле; полюбив весьма Ермолова, он дал ему письмо

в южную Францию к своему семейству, которое он просил посетить. При

получении известий о победах французов раны его закрывались, и он был добр

и спокоен, при малейшем известии о неудачах их - раны раскрывались, и он

приходил в ярость).

Так как вся масса наших войск не могла взойти на редут, многие в пылу

преследования, устремившись по глубокому оврагу, покрытому лесом и

находящемуся впереди, были встречены войсками Нея. Ермолов приказал

кавалерии, заскакав вперед, гнать наших обратно на редут. Мужественный и

хладнокровный до невероятия, Барклай, на высоком челе которого изображалась

глубокая скорбь, прибыв лично сюда, подкреплял Ермолова войсками и

артиллерией. В это время исчез граф Кутайсов, который был убит близ редута;

одна лошадь его возвратилась. Один офицер, не будучи в состоянии вынести

тела, снял с него знак св. Георгия 3-го класса и золотую саблю. (Этот

молодой генерал, будучи полковником гвардии [в] пятнадцать лет и генералом

- [в] двадцать четыре года, был одарен блистательными и разнообразными

способностями. Проведя вечер 25-го августа с Ермоловым и Кикиным, он был

поражен словами Ермолова, случайно сказавшего ему: "Мне кажется, что завтра

тебя убьют". Будучи чрезвычайно впечатлителен от природы, ему в этих словах

неизвестно почему послышался голос судьбы.) Ермолов оставался на редуте

около трех часов, пока усилившаяся боль, вследствие сильной контузии

картечью в шею, не вынудила его удалиться.

Барклай написал Кутузову следующий рапорт о Бородинском сражении: "Вскоре

после овладения неприятелем всеми укреплениями левого фланга сделал он, под

прикрытием сильнейшей канонады и перекрестного огня многочисленной его

артиллерии, атаку на центральную батарею, прикрываемую 26-ю дивизией. Ему

удалось оную взять и опрокинуть вышесказанную дивизию; но начальник

главного штаба генерал-майор Ермолов с свойственною ему решительностью,

взяв один только третий баталион Уфимского полка, остановил бегущих и

толпою, в образе колонны, ударил в штыки. Неприятель защищался жестоко;

батареи его делали страшное опустошение, но ничто не устояло... третий

баталион Уфимского полка и Восемнадцатый егерский полк бросились прямо па

батарею, Девятнадцатый и Сороковой егерские полки по левую сторону оной, и

в четверть часа наказана дерзость неприятеля; батарея во власти нашей, вся

высота и поле около оной покрыты телами неприятельскими. Бригадный генерал

Бонами был один из снискавших пощаду, а неприятель преследован был гораздо

далее батареи. Генерал-майор Ермолов удержал оную с малыми силами до