Александр Летуновский - Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского Страница 35

Поздняя осень до первых заморозков и первого снега — самое унылое время года, когда замирает всё живое и безраздельно властвуют мрачные стихии, нагнетающие уныние и страх. Чаще и сильнее стала бушевать осенняя непогода. Под порывами дикого ветра падали сухие деревья, загораживая тропу, которая и до того была едва заметная и мало проходимая. На юношу всё больше наваливалось чувство удалённости от мира, его надежда на какую-либо помощь со стороны постепенно угасала, как догорающая свеча. На неопытного отшельника надвигалось неведомое ранее беспокойство, усиливающееся с каждым днём, справляться с ним было все труднее и труднее. И наконец, пришло время, когда Варфоломей в первый и единственный раз испытал страх за свою жизнь и прошёл первую проверку своей душевной стойкости.

Варфоломей сидел на лежанке в полутёмной келье. За стенами непогода. Порывистый ветер раскачивал могучие деревья, они скрипели, стонали и хлестали ветками по крыше и стенам кельи. Иногда брошенные порывом ветра сломанные ветки ударяли в окно, и юноше чудились искаженные злобой звериные рожи. Одинокому пустыннику казалось, что кто-то неведомый и страшный, пытаясь ворваться к нему, рычал и стонал в бессильной злобе. К этим стонам примешивался вой голодных волков, привлекаемых запахом жилища. Ветер свистел в трубе, как шепелявый злой дух, выдувая остатки тепла. В келье полумрак. В очаге слабо теплился огонь, блики от него колыхались на стенках кельи, пустыннику мерещилось, что кто-то шевелился за его спиной, неуклонно приближаясь к нему. На отшельника надвигался страх от одиночества и бессилия. Он в смятении искал выход и, в конце концов, осознал, что помочь ему может только Всевидящий и Всесильный Господь. Варфоломей обратился к иконам Христа и Богородицы и начал самозабвенно молиться. Полностью погружаясь в молитву, он постепенно удалялся от окружающей его действительности, не видел ничего кроме Светлых Ликов и не слышал ничего кроме собственного шёпота произносимой им молитвы. Все страхи стали отступать, к нему возвращался душевный покой. Так длилась вся долгая ночь. Только перед рассветом он ненадолго погрузился в сон. Днём опять молитва и тяжёлый труд, прерываемый только на молитву. Его поддерживала и вдохновляла мысль, что он сам добровольно выбрал свой путь. Постепенно Варфоломей стал привыкать жить в одиночестве и перестал бояться ночных скрипов, теней и дикого завывания ветра.

В один из таких ненастных дней стойкость Варфоломея была подвергнута новому ещё неведомому для него серьёзному испытанию. Ночь опускалась на землю. Варфоломей сидел под навесом за столом с убогим ужином, состоящим только из хлеба и воды. Рядом тлел костёр, дым от него, подгоняемый порывами ветра, стлался по земле и исчезал в лесной чаще. Закончив трапезу, пустынник встал, прочитал молитву, перекрестился, убрал со стола и погасил костёр. Едва Варфоломей отошёл от навеса, как начал моросить холодный дождь, поднялся ледяной ветер, срывавший с деревьев листья и хвою. Над поляной со скрипом раскачивались вековые сосны.

Войдя в келью, Варфоломей зажёг свечу, стоявшую на столике под окном. Из вечерних сумерек на полочке в углу выступили иконы Христа и Богородицы, лежанки по обе стороны кельи, накрытые хвойными лапами и накидками из овчин, полки с книгами над ними. У входа был сложен очаг из камней. Когда в нём горел огонь, дым, как и в землянке, свободно поднимался вверх и уходил наружу через деревянную трубу, встроенную в потолок. Но сейчас огонь в очаге не горел. Привыкший к ночному мраку, Варфоломей не стал разводить огонь. Опустившись на колени перед иконами, он стал молиться. Закончив, погасил свечу и, не раздеваясь, лёг. Некоторое время он лежал с открытыми глазами. Сон не шёл, какие-то тяжёлые мысли одолевали его. За стенами кельи продолжал шуметь осенний ветер, под его напором ещё сильнее скрипели сосны. Постепенно к общему шуму стал примешиваться какой-то шорох на полу. В келье стало немного светлее. Варфоломей прислушался, сел на лежанке, прислонившись спиной к стене, посмотрел вниз. Весь пол был покрыт шевелящимися змеями. По немощи человеческой невольный страх на минуту овладел молодым пустынником при мысли о его беспомощном одиночестве. Он смотрел на змей расширившимися от ужаса глазами. Вспомнив слово Писания: «не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днём, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень», Варфоломей повернулся к иконам и, стоя на лежанке на коленях, стал креститься и с жаром творить молитву, взывая к Богу:

— На тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь вовек; по правде Твоей избавь меня; приклони ко мне ухо Твоё, поспеши избавить меня. Будь мне каменною твердынею, домом прибежища, чтобы спасти меня, ибо Ты каменная гора моя и ограда моя; ради имени Твоего води меня и управляй мною. Выведи меня из сети, которую тайно поставили мне, ибо Ты крепость моя. В Твою руку предаю дух мой; Ты избавлял меня, Господи Боже истины.

На змей начала опускаться дымка, и они постепенно исчезали, уползая через закрытую дверь. Варфоломей продолжал молиться. Через некоторое время он посмотрел вниз: пол был чист, никаких следов прошлого ужаса на нём не осталось.

Он осторожно встал с лежанки, опустился на колени на пол и продолжал молиться. Ветер за стеной постепенно стих, дождь прекратился.

Варфоломей молился всю ночь. Когда в окошко проник утренний свет, он с трудом поднялся с колен. Ноги затекли и плохо его слушались. Держась за лежанку, затем за стену, Варфоломей направился к выходу. Когда он открыл дверь, в келью ворвался солнечный луч, и всё помещение заполнилось свежим прохладным воздухом.

От вчерашней непогоды остались только капли воды на ветках. Ветер стих, небо очистилось, вставало солнце, первые его лучи, пробиваясь сквозь сосны, падали на поляну. Варфоломей вышел из кельи. Его лицо было серым, глаза ввалились, волосы растрепались, руки висели, как плети. Нетвёрдой походкой он подошёл к навесу, с трудом нагнувшись, взял вёдра и отправился к реке.

Ещё не спустившись к воде, он остановился и огляделся. Позади был луг, на мокрой пожухлой траве которого остался его след, за рекой — лес, расцвеченный осенним золотом, над водой висела пелена тумана. Лучи октябрьского солнца, только что начавшего свой дневной путь, ещё не прогрели воздух, и потому в нём стояла прохлада. Некоторое время Варфоломей смотрел вокруг, не в силах оторвать взор от осенней красоты. Любуясь природой, он постепенно успокаивался. Вспомнил, как в прошлом году они с братом впервые здесь купались, когда только что пришли в эти места и были полны надежд на будущее. Вспомнил наставления игумена Митрофана. События прошедшей ночи постепенно уходили от него.