Глеб Голубев - Улугбек Страница 35

Сколько раз бывало так: наступал вечер, и Улугбек с Али-Кушчи поднимался на крышу обсерватории. В теплом воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Пламя факелов, треща и роняя искры, поднималось длинными языками прямо к небу. И небо было чистым, без единого облачка.

Они начинали готовить для наблюдений шамилу. Когда инструмент был подготовлен, факелы гасили. Внезапно наступившая тьма казалась густой и непроницаемой, словно повязка, вдруг наложенная на глаза. Но уже через несколько мгновений глаз начинал различать купы тополей, посаженных вокруг башни. А на постепенно светлевшем небе отчетливо проступали звезды.

Улугбек искал глазами восьмую звезду Волка. Она была так далека и слаба, что совсем терялась среди звездной россыпи.

Улугбек начал осторожно наводить инструмент, но Али-Кушчи прошептал у него над ухом:

— Вы ошибаетесь, шейх-ур-раис. Это шестая звезда, восьмая чуть-чуть правее...

Улугбек покосился на него и сердито засопел. Не очень приятно, когда тебя уличают в ошибках, даже если при этом и называют почтительно шейх-ур-раисом — «наставником ученых». Но Али прав: восьмая звезда, которая им нужна, действительно немножко правее. Вот она поймана, наконец, в узкую прорезь шамилы. Глаз у правителя охотничий, острый, но целиться в звезду, пожалуй, потруднее, чем в летящую утку. Звезда никак не хочет оставаться в прорези. Она все время куда-то исчезает, словно танцует по небу. Или у него так дрожат руки?

— Лови ты, — говорит помощнику Улугбек, отодвигаясь от инструмента и с наслаждением распрямляя уставшую спину. — У тебя глаза помоложе.

Али-Кушчи начинает определять угол между восьмой звездой Волка и невидимой точкой равноденствия, от которой надо вести отсчет. Он делает это умело и ловко, но Улугбеку кажется, что слишком медленно.

— Дай мне, — нетерпеливо говорит он и снова склоняется над шамилой.

Несколько мгновений он всматривается в прорезь, потом вдруг сердито восклицает:

— Дьявол! Где же звезда? Ты сбил прибор. Что за корявые руки! Принеси факел.

Али-Кушчи бежит за факелом. При его колеблющемся свете они оба внимательно осматривают инструмент. Улугбек убеждается, что он установлен правильно.

— Что за черт! Где же эта проклятая звезда? — бушует правитель.

Они снова гасят факел и нетерпеливо ждут, пока глаза опять привыкнут к темноте. Секунды кажутся Улугбеку длинными, как летний день.

Звезды снова мерцают у них над головами. Но не видно среди них ни восьмой, ни шестой —куда-то исчезло вдруг даже все созвездие Волка.

— Тучка, великий эмир, — упавшим голосом говорит Али. — Видите, набежала тучка. Но, слава аллаху, небольшая. По его милости она скоро уйдет.

Улугбек молчит. Увы, звезды не повинуются земным владыкам. Надо ждать, надо учиться терпению.

— Пойди принеси мне... — Улугбек хотел сказать «вина», но вспомнил, что от вина еще сильнее начнут дрожать руки, и не окончил фразы.

— Что принести, шейх-ур-раис? — переспрашивает Али.

— Ничего.

Они стоят на крыше и, задрав головы к небу, ждут. Ждут десять минут, полчаса, час. Тучка все не уходит. Улугбек разражается бранью и грозит ей кулаком. Потом покорно говорит:

— Давай попробуем вторую звезду Корабля. Там, кажется, небо чисто...

И все начинается снова: зажигают и гасят факелы, наводят шамилу на другой край неба, приучают глаза к темноте, ловят по очереди едва заметную звездочку в прорезь прибора. Тучи на сей раз не мешают. Но в самый разгар наблюдений звезда вдруг начинает становиться все бледнее и бледнее и пропадает совсем. На востоке, над неровной грядой далеких гор, словно разгорается зарево какого-то пожара. В чуткой предутренней тишине со стороны города доносится едва слышный крик азанчи, который первым поспешил известить правоверных, что аллах ждет от них утренней молитвы «субх». Ее надо успеть произнести, пока не взошло солнце.

Небо быстро светлеет. Появляются на нем розовые облачка, а звезды исчезают и гаснут.

Надо ждать новой ночи. А когда она придет, тучи вдруг затянут все небо, и не будет видно уже ни одной звезды. Или перед самым началом наблюдений вдруг выяснится, что неисправен прибор, который забыли очистить от пыли и плохо смазали нерадивые прислужники. Тогда Улугбек сорвет на них весь свой гнев.

К тому же каждое наблюдение приходилось повторять несколько раз, чтобы не допустить ошибки. Улугбек придерживался этого мудрого правила неуклонно после того, как обнаружил множество неточностей в трактате Абдурахмана Суфи. Большинство звезд, положение которых он определял, находились совсем не там, где им полагалось по таблицам Суфи. А некоторых ему вообще не удалось найти на небе. Видимо, они были просто-напросто выдуманы. И Улугбек твердо решил не повторять подобных ошибок.

Еще одно отнимало у него немало времени и трудов, но он никому не сознавался в этом, даже Али-Кушчи. Начав наблюдения, Улугбек почувствовал слабость и неполноту своих знаний. Наставники покинули его слишком рано. Они многое не успели ему передать. И теперь Улугбеку приходилось не только учить помощников, но и тайно от них все время самому учиться, читать и перечитывать толстенные трактаты по астрономии, математике, осваивать инструменты.

Все это очень утомляло его. Он и так не отличался хорошим здоровьем, а теперь нередко чувствовал, как быстро стареет и теряет силы. Ему было уже не до пиров, и на охоту он выезжал гораздо реже.

Но зато какое изумительное чувство испытывал он, поймав в прорезь астролябии далекую дрожащую звезду! Сколько мыслей проносилось в его голове, когда он стоял по ночам на башне обсерватории и взглядом хозяина осматривал сверкающие звездные россыпи!

Теперь он знал каждую из бесчисленных звезд по имени. У каждой из них были свои особенности и свои загадки.

Вот подмигивает ему звезда Эль-Гуль[27]. Почему другие звезды светят всегда одинаково и только она время от времени заметно меняет свою яркость? И довольно сильно: раза в два или в три. Вспыхнет, потом снова успокоится и станет сиять, как прежде.

Недаром дали ей такое имя: «Дьявол». Поистине есть в ее повадках что-то дьявольское...