Елена Разумовская - Братья Орловы Страница 35

Все главные герои сражения были отмечены императрицей: Г.А. Спиридов удостоился великой чести и был награжден орденом Святого апостола Андрея Первозванного, введенного в России еще Петром I. Георгиевские ордена разных степеней получили контр-адмирал Грейг, капитаны Круз, Лупандин, Клокачев и др., командовавшие особо отличившимися кораблями, а также командиры всех четырех брандеров. Все они получили крупные денежные премии. О наградах матросам история умалчивает…

Если же говорить о графе Орлове, то он был прославлен в веках прозванием «Чесменский» и пожалован орденом Святого Георгия 1-й степени, о чем Екатерина ему собственноручно писала: «Кавалерский наш военный орден святого великомученика и победоносца Георгия установлен для того, чтобы отличены были те, кои мужеством, храбростью, искусством и смелостью приуготовляют или получают победу; вам он ныне по справедливости надлежит…»{106}. В герб Орлова внесен был по дозволению императрицы кайзер-флаг, прославленный под Чесмой. Еще ему были подарены императрицей шпага, эфес которой и ножны были усыпаны драгоценными камнями, сервиз столового серебра и 60 тысяч рублей денег, чтобы тот поправил домашнее хозяйство, запущенное в его отсутствие. Особым же даром для графа Орлова-Чесменского стал драгоценный перстень с портретом императрицы, взамен того, что пропал у главнокомандующего с руки во время Чесменской битвы; Екатерина, узнав об этом, тотчас же заказала ему другой такой же и послала герою в октябре 1770 г. вместе с тростью, в рукоять которой был вделан компас.

Князь Ю.В. Долгоруков, запискам которого не вполне можно доверять, пытается доказать, что не Алексей Орлов, не адмиралы Спиридов и Грейг, не говоря уж о низших чинах, не были истинными виновниками Чесменской победы; вся слава должна принадлежать ему лично, ибо именно с ним советовался С. Грейг накануне сражения, именно благодаря его участию и советам А. Г Орлова поставили во главе русского флота в Архипелаге, а тот, боясь, правда, что провалит столь ответственное дело, принял пост: «… графы Орловы, если отбирать то, что они не заслужили, тогда едва останутся ли на них кафтаны и что я на весь флот ссылаюсь, что кроме Грейга и меня имел ли кто участие в сей славной победе»{107}. Мнению князя Долгорукова, обладавшего большими связями, богатством, аристократической спесью вкупе с живым и красочным воображением, не следует полностью доверять. Ему, потомку знатного и древнего рода, было неприятно сознавать, что вся честь победы досталась Орлову, графу в первом поколении. И, возможно, отчасти он прав: диспозиция морских сражений, принесших русскому флоту славу, принадлежала отнюдь не Орлову, не знакомому с ведением морского боя. Но именно Алексей Орлов, объединив под своим началом эскадры ссорившихся Спиридова и Эльфинстона, обеспечил единодушие действий в обеих битвах; именно Алексей Орлов предоставил своим опытным помощникам полную свободу действий, во всем полагаясь на их умения и взяв на себя ответственность за их действия. Наконец, как правильно заметил биограф графа Орлова-Чесменского столетие спустя после тех памятных событий, «не будь его, и флота нашего не было бы под Чесмою»{108}!

Княжна Елизавета Тараканова: «Гнусный, вероломный обман» Алексея Орлова

Уже в 1772 г., когда, по свидетельству многих современников, Григорий Орлов провалил мирные переговоры России с Турцией, в разгаре дел бросив заседания и ускакав в Петербург, братья Орловы стали терять влияние при императорском дворе. Наступало время Григория Потемкина. И Алехан, сочувствуя брату, которому Екатерина дала от ворот поворот, также подал прошение об отставке, которое, однако, не было удовлетворено. Вплоть до полной отставки по болезни в декабре 1775 г. А.Г. Орлов находился на службе государыни и Отечества и сумел выполнить по личной просьбе императрицы одно довольно щекотливое поручение. Это темное дело, неприглядная роль графа А. Орлова в котором значительно подпортила его репутацию в глазах многих современников и потомков, связано с княжной Таракановой. Пусть наше повествование не претендует на полную объективность (да, честно говоря, в рассуждениях о событиях столь давно минувших дней она невозможна), но вычеркивать столь красочную страницу из биографии одного из «екатерининских орлов» нам представляется некорректным, даже если она не вписывается в образ русского богатыря, спасителя земли русской.

Итак, на дворе стояли 70-е гг. XVIII столетия, когда при польском дворе вдруг объявилась молодая красивая женщина в возрасте 25-30 лет, именовавшая себя Елизаветой Таракановой, дочерью от тайного брака уже покойных Елизаветы Петровны и Алексея Григорьевича Разумовского. Впрочем, имена она меняла часто, столь же часто переезжая по Европе с места на место: ее знали как принцессу Владимирскую и султаншу Селиму, графиню Пиннеберг и госпожу Франк… Надо сказать, что образ жизни она вела весьма по тем временам свободный. Откуда самозваная княжна взялась, самому Богу известно; говорили, что будто бы родилась она в Праге, в семье трактирщика, или же в Нюрнберге, и отец ее был тамошним булочником. Однако поляки, не любившие Россию, русских и особливо императрицу Екатерину Великую, по чьей воле в Речи Посполитой вершились все дела, охотно верили ей. Очевидно, с дальним прицелом: ведь, как прямая и законная наследница Елизаветы (закон, запрещающий женщине наследовать трон Российской империи, был принят лишь при Павле I), она имела все права на самодержавную власть в бескрайней России. Естественно, поляки просчитали, что в случае, если они окажут княжне поддержку деньгами и прочим, что ей понадобится, а она да взойдет на престол, то уж отплатить-то она Польше сумеет. Поэтому княжна жила в Польше припеваючи, сорила деньгами направо и налево, и за ней увивался целый рой знатнейших женихов и кавалеров. Тем более что молодая женщина всячески поддерживала в глазах окружающих имидж русской «принцессы в изгнании»: она сочиняла манифесты к монархам европейских держав, вступила от имени России в переписку с султаном Блистательной Порты, а в Италии, куда она прибыла, вконец поистратившись в Польше и Германии, установила контакт и вела переговоры с представителями Ватикана. Ее ниоткуда не гнали: княжна Тараканова была умна и неплохо образована, но, главное, она обладала сильнейшим оружием женщины — красотой и кокетством.

Интересно, что появление самозванки пришлось на время восстания Емельяна Пугачева, и Екатерине и без того приходилось не сладко: не успела она развязаться с русско-турецкой войной, как возникла новая напасть — самозванцы! А княжна Тараканова, пытаясь добраться до власти и больших денег, умело использовала мятеж, поднятый казаками Пугачева, в своих целях; она говорила всем, кто только желал ее слушать, что самозванка-то — это немка Екатерина, пытавшаяся убить своего супруга, законного правителя всея Руси, а за нее, прямую наследницу трона, выступил сам русский народ, едва она направила на родину своего полномочного представителя, Емельяна Ивановича Пугачева, да сообщила, что она жива и здорова…