Сергей Кузнецов - Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари Страница 35

Следование корпоративным правилам поведения, стремление захватить лидерство в дворянской среде и широкие меценатские жесты потребовали от графа A.C. Строгонова таких расходов, которые не покрывались даже его исключительными доходами от соляного и металлургического дела. Расширить свой «бизнес», находясь в столице и не имея «кредита» при дворе, он не смог. В результате «неумеренного меценатства» Строгонов разорился, оставив после себя долг в 3 миллионов рублей. Этот представитель семьи, унаследовавший в 1756 году не менее 3 миллионов десятин земли и не менее 30 000 душ, пытался заниматься хозяйством только в юные годы. Рано или поздно это должно было сказаться. Обнаруженные документы позволяют утверждать, что финансовое положение графа, оказавшееся в плохом состоянии в 1770-е и 1780-е годы, стало угрожающим к 1790-м годам. 17 ноября 1794 года Строгонов был вынужден впервые заложить дом за 40 000 рублей некоему И.И. Отто. Прибегая затем с 1798 года к услугам Заемного банка и фонда Воспитательного дома, граф оказался должен им к 1809 году 1 163 922 рубля, за которые заложил 23 635 душ. Дальнейшие заимствования оказались невозможны без одобрения императора Александра I. К нему и обратился его прежний сотрудник по Негласному комитету граф П.А. Строгонов, прибывший 11 июня 1809 года на побывку с театра военных действий.

14 июля 1809 года Александр I подписал указ Государственному казначею Ф.А. Голубцову: «Снисходя на всеподданейшее прошение и желая доставить им графам Строгоновым надежный способ к лучшему устройству имения и расплате с партикулярными долгами… перевести долг на Государственное Казначейство». В сентябре 1811 года старый граф скончался. В апреле 1812 года было узаконено то, что фактически произошло уже давно. Граф Павел Александрович передал жене доверенность платить за него в казенные места долги, а равно получать следующие ему казенные суммы. Долг семьи на тот момент составлял 14 278 рублей золотом, 144 530 рублей серебром и 1 044 925 рублей ассигнациями, причем деньги выдавались под залог крестьян. Строгоновым дали рассрочку до 1825 года. Вскоре Павлу Александровичу пришлось прибегнуть к новому займу.

Наладить хозяйство было возможно только при постоянном внимании к делу. Строгонов прекрасно это осознавал, но продолжал откладывать деловые занятия, обратившись к ним лишь тогда, когда почти растратил жизненные силы. Сохранилась записка, содержащая мысли Строгонова по этому предмету. Граф считал продажу промыслов невыгодной и даже невозможной, поскольку правительственная инспекция займет много времени. С другой стороны, по его мнению, «имение, в промыслах состоящее, в обороте наличных денег преимуществует пред всяким другим, чему многие случаи служили доказательством… и чтоб не продавать сего имения немаловажным убеждением должно служить и то, что есть жалованные грамоты, изъясняющие заслуги предков наших и привилегии им дарованные. С потерею сего имения, в основание оным служившееся, изчезнут или, можно сказать, что трехсотлетнее достояние одним почерком пера обратиться в ничто». Сам граф, конечно, предполагал сделать некоторые шаги, хотя в наибольшей степени рассчитывал на своего управляющего.

Далее он в своей записке писал: «Показав, таким образом, ничтожность намерения о продаже промыслов соляных, должен показать о способах предлагаемых к устройству дел до интересу моего касающихся и по мнению моему следующие: по воспоследовании Высочайшей воли на показанное письмо занять в казне потребную на заплату партикулярных долгов сумму; избавиться тем от несравненно отяготительных в сравнение с казенными процентов, а дабы доход со всего имения был достаточен к ежегодной заплате следующих в казну сумм и содержанию дома по обоим половинам нужно умножить доходы без отягощения крестьян, от других угодий в обилии по тому именно имеющихся чего и ожидать должно от дознанной опытности и усердия к нам главного над имением управителя. А в противном случае я должен буду оставить службу, и всем собою пожертвовать для жизни экономической, хотя сие к истинному моему прискорбию послужит, если бы сего избежать было невозможно». Такая жертва в намерения графа не входила. К тому же Павел Александрович в тот момент не мог даже написать письмо министру финансов. За него это сделал управляющий Сергей Игнатьев, который 16 апреля сообщал Д.А. Гурьеву, что граф «по причине слабости своей не может прочесть и пяти строк». Простудившись в шведскую войну 1809 года, граф Строгонов затем долго лечился. Взяв с собой единственного сына Александра на войну с Наполеоном, где тот погиб, он заработал чахотку, сгубившую его за четыре года.

20 апреля 1817 года принимается положительное решение о займе. Два месяца спустя граф скончался.

Современник нарисовал нам эту сцену: «Как я предполагал и как предсказывали медики, он умер в море через два дня после оставления Копенгагена, где он расстался с графиней и князем Дмитрием Голицыным. Он потребовал, чтобы они вернулись в Россию для заботы о семьях, сказав, что чувствует себя все хуже и что их присутствие не может принести ему какой-либо пользы. Консилиум врачей в Копенгагене дал заключение, что он не сможет прожить более двух-трех дней. Графиня Строгонова, впрочем, должна была увидеть его еще раз в Эльсиноре на следующий день. Но, прибыв в назначенное место, она увидела, что фрегат прошел мимо, не остановившись. Таково было желание умирающего. На следующий день он скончался или, лучше сказать, угас, как пламя, от общего истощения сил, еще сохранявшихся в нем, ибо до последнего момента он говорил по-английски с врачом, по-французски с племянником бароном Строгоновым (Александром Григорьевичем. — С.К.) и по-русски со слугой».[46] Другие подробности можно узнать из моей книги «Не хуже Томона».

Невозможно утверждать, что граф Павел Александрович написал сценарий своей смерти. Тем не менее это была красивая «романтическая смерть». Разумеется, не она, а прежняя «романтическая жизнь» Строгонова, никогда не желавшего обременять себя хозяйством, стала причиной семейных проблем и «банального брака» старшей дочери. В уважение заслуг Строгоновых, а также принимая во внимание поставку графами столь стратегического товара, которым являлась соль, Александр I издал упоминавшийся выше указ, в преамбуле его говорилось: «Уважая отличное усердие Графа Строгонова, особенную к Нам его преданность, ревность и услуги, оказанные им и предками его Российскому престолу, и, находя, что главное сие имение, производящее немаловажную выварку соли и обеспечивающее тем значительную часть народного продовольствия Империи Российской, долженствует для лучшего и удобнейшего управления и для принесения вящей общественной пользы сохраняться неприкосновенно и нераздельно во владении одного лица».