Камен Калчев - Димитров Страница 35

— А именно?

— Если Гавриил Генов с ними, значит они направились в село Лопушна, родное село Гавриила Генова.

— Это верно?

— Так точно! Признаюсь, что был с ними… Но мы расстались еще часов в одиннадцать дня. Договорились, что завтра утром я их буду ждать с автомобилем на шоссе Лом, северо-западнее Берковицы.

Глаза полицейского загорелись от удовольствия.

— Значит, в Лопушне? — повторил он, потирая руки.

— Прибыли ли они в Лопушну, я не знаю. Но одно знаю твердо…

— Именно?

— Что сейчас они не в Выршеце.

— Точно?

— Абсолютно точно!

Полицейский разомлел от радости. Поглядывая на майора, он сказал:

— Действительно, не замечено, чтобы, кроме вас, кто еще из посторонних въехал в Выршец… Вы правы… Других посторонних лиц не замечено…

— Разумеется, — подтвердил сердечно майор, — никто, кроме нас, сюда не въезжал… Мы расстались в пяти километрах от Выршеца.

— Вы можете теперь уйти в свою комнату, майор.

Полицейский встал, нажал кнопку звонка и появившемуся полицейскому приказал отвести задержанного в камеру. Но майор не долго там пробыл: в ту же ночь он и его друзья были посажены в закрытую полицейскую машину и под сильной охраной отправлены по дороге Выршец — Враца.

Что произошло с тех пор, как майор был арестован, что ожидало его впереди? Майор горько стиснул зубы и не мог себе простить, что так бесславно закончилось порученное ему дело. Что произошло с Димитровым, Коларовым, Геновым?

Полицейская машина стремительно неслась по грязному и разбитому шоссе и зловеще тарахтела. Ночь была полна напряжения и неизвестности. Вдали слышалась стрельба, пулеметные очереди… Потом все стихло.

ВОССТАНИЕ

Женщины варили во дворе мармелад. Около них играли дети, бродили утки и куры, похрюкивали поросята. За оградой простирались кукурузное поле и темный сосновый лес, забравшийся на холм. И поле и холм были объяты тихой осенней дремой и покоем.

Над котлом, в котором кипел виноградный сироп, вился пар, наполнявший двор густым сладким благоуханием. Лениво жужжали пчелы.

Как каждую осень, так и сейчас женщины квартала собрались варить мармелад в доме учительницы Донки Станчевой, умевшей и хороший мармелад варить и хорошие разговоры вести. В тихие осенние, дни здесь слышались радостные женские голоса, разносился сладкий аромат винограда и груш, яблок и слив.

Сегодня все говорили о вчерашних похоронах. Никогда в Выршеце не случалось такого. Людей разогнали с кладбища… Многие бежали в лес… Нехорошо! Очень нехорошо! И зачем только озлобляют народ?..

— Все мужчины села скрылись в лесу.

— Не могли же они сами лезть волку в пасть…

— Еще бы!..

— Нехорошо, девушки, очень нехорошо, — проговорила учительница, продолжая помешивать в котле.

— Что же дальше будет, тетя Донка?

— Все может статься…

— Ну, а что, например?

— Когда рассердишь народ, все может произойти…

— Что?

— Восстание может произойти… Да мало ли еще что?..

— Восстание?

Женщины испуганно поглядели на хозяйку: предсказания ее уже не раз сбывались. Неужели опять сбудется? От своего покойного мужа, учителя-социалисга, она многому научилась и теперь сама учит других, проповедует социализм. В эту осень она молчала, хотя знала больше других. Женщины стали настойчиво ее расспрашивать, но учительница уклонилась от ответа.

— Хватит допрашивать, девушки! Давайте лучше споем что-нибудь веселое. Что вы головы повесили?

Женщины запели, но песни их в этот день были грустными, не клеились…

Кто-то постучал в ворота:

— Тетушка Донка, тетушка Донка, ты дома?

Учительница бросила мешалку и пошла к ограде,

— Я здесь. В чем дело?

— Иди сюда на минутку.

За воротами стоял сельский фаэтонщик Милан Биволчев в широкой соломенной шляпе и с длинным кнутом в руках. Лицо его было красным, взволнованным. В нескольких шагах стоял его фаэтон.

— В чем дело, Милан?

— Важное дело, тетушка Донка.

— Говори.

— Прибыли два товарища из Софии, — понизил голос фаэтонщик, — надо где-то устроить их на ночевку.

— Кто они?

— Не знаю точно. Только надо им где-то переночевать. Есть ли свободное место в твоем доме?

— Место-то есть, — задумчиво сказала учительница, — но…

— Боишься?

Учительница подняла глаза.

— Ну, уж коли приехали, не возвращаться же им… Все устроим. Где они?

— Здесь.

— За ними поедешь?

— Больше меня не расспрашивай, — махнул рукой фаэтонщик. Но, прежде чем уехать, вновь обратился к учительнице: — Иди забавляй своих женщин, а я тем временем их привезу…

На даче «Незабудка» покойного социалиста Дончо Станчева нашли приют вожди Сентябрьского восстания Васил Коларов и Георгий Димитров.

Донка Станчева сразу узнала, кто эти люди. Она их видела и слышала вместе с мужем на митингах в Софии и Вратце. Но сейчас она сделала вид, что не узнала их. Она уже поняла, с какой миссией прибыли эти товарищи в мятежный Врачанский край…

И действительно, на другой же день рано утром в селе Выршец тревожно зазвонили церковные колокола. Донка Станчева открыла ставни, высунулась в окно: что это не ко времени ударили в колокола?

Легкий ветерок дул со стороны леса, шумели рано пожелтевшие листья. Предутренний мрак развеялся, над селом и окрестностями поднимался рассвет, казалось, что вместе с колокольным звоном разливался и свет нового дня — 23 сентября 1923 года.

23 сентября 1923 года около двух часов ночи по призыву Коммунистической партии вооруженные силы повстанцев начали сосредоточиваться и в окрестностях города Фердинанда[28]. Они шли от сел Соточино и Мала Кутловица. Повстанцы были вооружены плохо: лишь немногие владели ружьями и бомбами. За неимением оружия некоторые взяли топоры, вилы и кирки, другие — обыкновенные косы, третьи, наиболее бедные, вооружились кизиловыми дубинами.

Повстанцев из Соточино и Мала Кутловица набралось около сотни человек. Продвигались они к городу с разных направлений, медленно и осторожно, так как над полями и лугами висела чистая и ясная луна.

В то же время по указанию Коммунистической партии одна боевая группа из жителей города Фердинанда заняла позиции в местности Золуша, у самого города, и ждала сигнала к восстанию.

Общее командование крестьянами и рабочими этого края было возложено на молодого коммунистического деятеля Христо Михайлова.

Бойцы, занявшие исходные позиции, взволнованно глядели на каменные карьеры, где должен был загореться сигнал к восстанию.