Дэвид Шилдс - Сэлинджер Страница 36

Вернер Климан: По-моему, бои в лесу Хюртген были просто потерей времени. В район надо было входить с тыла, надо было совершать обходной маневр, а не ломиться через лес. Немцы знали в лесу каждую дорогу, и у них были снаряды, которые, взрываясь, обрушивали ветви деревьев, убивавшие наших солдат. Я считаю, что это была самоубийственная задача[146].

Лейтенант Джордж Уилсон: Местность сама по себе была преградой, но у немцев было два дополнительных преимущества. Они всегда точно знали, где мы находимся, поскольку уходили оттуда незадолго до того, как мы занимали их позиции, и могли успешно обстреливать нас. Они создали несколько оборонительных рубежей. Их дзоты были сложены из толстых бревен, прикрытых сверху слоем земли в несколько метров толщиной. Дзоты были почти неуязвимы для артиллерии, снаряды которой просто пролетали над ними. Падения деревьев немцев практически не беспокоили, а шансов на то, что наши танки смогут подобраться к немецким укреплениям настолько близко, чтобы стрелять по ним прямой наводкой, практически не было. Сражаться за дзоты приходилось пехоте, которая занимала дзот за дзотом, иногда преодолевая заграждения из колючей проволоки[147].

Алекс Кершо: Немцы устанавливали взрыватели 88-миллиметровых снарядов так, чтобы те взрывались в вершинах деревьев. Эти взрывы обрушивали на людей на земле дождь из тысяч острых щепок и горячей шрапнели.

Генерал-майор Реймонд Дж. Бартон: В дополнение к естественным препятствиям в виде высоких, густо росших и перепутавшихся друг с другом деревьев, крутых холмов и отсутствия дорог были еще минные поля, проволочные заграждения и мины-ловушки, которые противник поставил за недели бездействия на этом участке фронта. Наше продвижение очень сильно сдерживали постоянные дожди, снег и леденящий ветер. В следующем месяце полк понес от траншейной стопы[148] и обморожений такие же потери, как и в результате боев[149].

Атака американских войск в лесу Хюртген.

Алекс Кершо: Эти бои называют бойней, потому что погибло много американцев. Парни гибли по одному на метр.

Подполковник Уильям Гэйл: Роты наступали через лес, натыкаясь на проволочные заграждения противника. Непрерывные взрывы в верхушках деревьев разносили людей на куски. От этих взрывов было не укрыться. Во второй половине дня солдаты отходили в окопы, из которых поднялись утром, чтобы двинуться вперед… и проводили еще одну холодную ночь в ледяной воде[150].

Полковник Герден Ф. Джонсон: Высшее командование считало задачи, поставленные перед Двенадцатым пехотным полком, всего лишь фронтальными атаками, которые должны были выпрямить линию фронта, и считало эти задачи простыми. Казалось, что упорное сопротивление, с которым столкнулся Двенадцатый полк, не соответствует ограниченным задачам полка, и в штабах дивизии и корпуса считали сообщения о потерях преувеличенными[151].

Дж. Д. Сэлинджер («Над пропастью во ржи»):

Он [Д. Б., старший брат Холдена Колфилда, воевавший во Второй мировой войне] как-то сказал нам с Алли, что, если б ему пришлось стрелять, он не знал бы, куда пустить пулю. Он сказал, что в армии полно сволочей, не лучше, чем фашисты[152].

Джон Макманус: Это было нескончаемым парадом новых лиц [людей из пополнения], особенно в стрелковых ротах. Познакомиться с новыми бойцами было трудно; у них не всегда были идентификационные жетоны, какие были у парней, проходивших подготовку в Англии. К тому же многие из «новеньких» быстро исчезли – их убивали или ранили. Наверное, мы испытывали к бойцам из пополнения легкое раздражение, хотя в том не было их вины: они всего лишь приходили на замену нашим товарищам. Мы же не хотели видеть, как их перемалывают и уничтожают, как и всех прочих. Для сохранения душевного равновесия надо было поддерживать определенную эмоциональную дистанцию.

Новые солдаты не понимали, что делают. И это делало их опасными. Если в окопе ты был старым бойцом, а твой напарник был новичком, тебе не следовало доверять ему: он мог заснуть в карауле и выдать место вашего нахождения бессмысленным выстрелом из винтовки или ненужным шумом. Поэтому ты был постоянно наготове – до тех пор, пока не наступало нервное истощение.

Эдвард Дж. Миллер: Представьте, что вы – Дж. Д. Сэлинджер. За два года до сражения за лес Хюртген вы жили на Парк-авеню – и вдруг в темную, слякотную ночь в конце ноября 1944 года оказались в задней части кузова грузовика грузоподъемностью в две с половиной тонны. Вас бросает по кузову в кромешной темени, которая наступает в 9, 10, 11 вечера, и вот вас довозят до места сбора, и какой-то голос во мраке говорит: «Ну, вываливайся». Вы спрыгиваете с грузовика, но ни фига не видите. Мокро. Вы не спали несколько дней. И несколько дней не ели горячей пищи. А ничего похожего на душ вы не видели уже несколько недель. Вы до смерти устали. Вы пребываете в состоянии усталости. Вы идете вперед. Есть шанс на то, что вы вернетесь в тот же день в тыл раненым. Но можно вернуться и мертвым. Вы не знаете имен людей, среди которых находитесь, людей, вместе с которыми проливаете кровь, вместе с которыми сражаетесь, вместе с которыми проходите этот ад. Не знаете, кто эти люди, а они не знают вас. У вас есть одна надежда на то, что убьют не вас, а парня, который только что пришел из пополнения. Средний возраст бойцов из пополнений в конце 1944-го составлял 18–19 лет.

Лейтенант Эллиот Джонсон: В лесу Хюртген я был наблюдателем на передовой… Я знал еще одного наблюдателя на передовой. Он пришел со своей группой. На них сбросили белый фосфор. У него на глазах сгорели два человека. Он прибежал в другую часть леса, туда, где находился я. Рыдая, упал в мои объятия. Он все время повторял: «Никаких больше убийств, никаких больше убийств, никаких больше убийств»[153].

Джон Макманус: Темпы убыли личного состава в стрелковых ротах Четвертой дивизии были ошеломляющими и приближались к 200 процентам [т. е. солдат из пополнения погибало или было ранено столько, что норма потерь превысила 100 процентов].

Подполковник Уильям Гэйл: В лесу Хюртген Четвертая дивизия была фактически выбита во второй раз после высадки в Нормандии. За четыре недели этой операции дивизия потеряла 7000 человек, а это означало, что стрелковые роты и батальоны теряли от 100 до 200 процентов своего состава. Общий результат, купленный такой ценой, составил менее 10 квадратных миль, что было намного меньше, чем предусматривали поставленные командованием задачи[154].