Александр Яковлев - Омут памяти Страница 36

Преступная эпопея с изъятием церковных ценностей хорошо известна. Особо рьяными ее сторонниками являлись Ленин, Троцкий и Дзержинский. 19 марта 1922 года Ленин пишет членам Политбюро:

«Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства удастся нам поэтому расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

Сохраняется миф, что Ленин лично порицал антисемитизм. Это неправда. В проекте тезисов ЦК РКП(б) «О политике на Украине» (осень 1919 года) он пишет: «Евреев и горожан на Украине взять в ежовые рукавицы, переводя на фронт, не пуская в органы власти (разве в ничтожном %, в особо исключительных случаях под класс[овый] контроль)». Не желая выглядеть уж слишком оголтелым антисемитом, он делает к этому пункту стыдливое примечание: «Выразиться прилично: еврейскую м[елкую] б[уржуазию]».

Неправда, что переворот 1917 года покончил с антисемитизмом. Обратимся к посланию патриарха Тихона к чадам Православной церкви. Это было в 1919 году.

«…Вся Россия — поле сражения! Но это еще не все. Дальше еще ужаснее. Доносятся вести о еврейских погромах, избиении племени, без разбора возраста, вины, пола, убеждений… Православная Русь, да идет мимо тебя этот позор. Да не постигнет тебя это проклятие. Да не обагрится твоя рука в крови, вопиющей к Небу. Не дай врагу Христа, диаволу, увлечь тебя страстию отмщения и посрамить подвиг вместо исповедничества, посрамить цену твоих страданий от руки насильников и гонителей Христа. Помни: погромы — это торжество твоих врагов. Помни: погромы — это бесчестие для тебя, бесчестие для Святой Церкви!..»

Под стать политике внутренней была политика внешняя, ибо любая политика начинается дома. «Мы на горе всем буржуям//Мировой пожар раздуем,//Мировой пожар в крови…» — писал Александр Блок в поэме «Двенадцать». В этих строках точно отражены лозунги власти и настроения толпы. «Мировой пожар в крови…» Новый режим объявил войну всему цивилизованному миру.

В сущности, Россия была вне поля научных и политических интересов Маркса и Энгельса. Она представлялась им неким жандармом Европы, резервом реакции, источником постоянной опасности для Европы, беременной революцией. Больше того, в письмах «вероучителей» проскальзывают сомнения в «полноценности» славян, в их способности добавить что-либо существенное в копилку цивилизации. Так что говорить о том, что международная политика большевиков опиралась, как они утверждали, на указания марксизма, всерьез не приходится. Это выдумка. Большевистские вожди могли ссылаться только на общие рецепты диалектики, которые, как известно, всеядны и способны работать на любую идеологию.

Ленин был последовательным ревизионистом. Марксизм был для него всего лишь ширмой для политической демагогии. Ленину нужна была власть, он не гнушался ничем — вплоть до предательства интересов страны. В русско-японской войне большевики заняли пораженческую позицию. Когда грянула Первая мировая война, они вновь воззвали к поражению России и нещадно клеймили социал-демократов за поддержку в войне собственных правительств. Чем хуже положение в стране, тем ближе революционный взрыв и тем ближе власть.

Многое вобрала в себя история советской внешней политики. Было бы определенным упрощением воспринимать международный курс большевиков как нечто цельное, прямолинейное, у большевизма множество лиц. В одних случаях он определялся идеологическим мифотворчеством, в других — практическими интересами, в третьих — имперскими амбициями.

Во всех ранних внешнеполитических декларациях советского правительства уживаются, соседствуют проповеднический пыл и прагматика, утопии и тайные расчеты. Создается III Коммунистический Интернационал, который превращается в важный инструмент не только внешней политики, но и разведывательной службы.

Куда как пестрая картина. Она создавалась не только Москвой, но и Западом. Политиков Запада в какой-то мере можно понять.

Если со стороны правителей СССР летели постоянные угрозы о неизбежности мировой революции, которая закопает капитализм, если компартия СССР содержала почти во всех странах мира подрывные организации в виде национальных компартий, если любому государству из развивающегося мира оказывалась значительная материальная помощь только за то, что оно заявляло об антиамериканской направленности своей политики, то как же было не принимать меры по собственной безопасности.

В то же время для меня лично остается загадкой, почему западные демократии столь быстро смирились с режимом, пришедшим к власти в 1917 году незаконным путем, развязавшим кровавую оргию, расколовшим человечество. Не может не поражать послание президента США Вильсона от 1918 года. Он пишет:

«Могу ли я не использовать собравшийся съезд Советов, чтобы не выразить искреннюю симпатию, которую чувствует народ Соединенных Штатов к русскому народу в тот момент, когда Германия угрожает прервать и повернуть обратно его борьбу за свободу и навязать свою волю народу России? Хотя, к несчастью, правительство Соединенных Штатов сейчас не обладает возможностью оказать прямую и эффективную помощь, которую оно желало бы осуществить, я прошу делегацию известить народ России, что будет использована любая возможность, чтобы предоставить России более полный суверенитет и независимость в ее внутренних делах и полностью восстановить ее великую роль в жизни Европы и современного мира».

Не ведал президент, что творил. Видимо, из-за океана трудно было рассмотреть реальную опасность, нависшую над миром. Брестский мир уничтожил все американские иллюзии относительно действительной политики Советской России. Впрочем, об истинных целях этого приветствия можно только гадать. Ведь всему миру была известна агрессивно-воинственная риторика большевиков.

Ленин именовал юную РСФСР «очагом всемирного социалистического пожара». Он с первых дней после переворота не уставал повторять, что нельзя победить самых могучих империалистических гигантов всего света «без самой могучей, столь же охватывающей весь мир, пролетарской революции».

Не приходится говорить, что эта установка противоречила жизненным интересам народа России, измученного империалистической и гражданской войнами. Да и практические действия, направленные на то, чтобы раздуть очаги революции в Европе и других местах, провалились. Однако произвол идеи оказался выше живой действительности. Горячечные ожидания мировой революции постепенно выветривались, но на политико-идеологическом уровне они постоянно и настойчиво возбуждались.