Виталий Люлин - Когда усталая подлодка... Страница 36

Единоначальник плавотеля Боженко слишком долго выяснял вопрос (еще не имел среди своего экипажа разветвленной сети собственной контрразведки) поступления «запретных плодов» на повседневные нужды подчиненных. Одно было предельно ясно: бойцы были сыты, пьяны и нос в табаке — еже-днев-но! У единоначальника — ни в одном глазу, сутками, а бойцы… только к обеду отходили после вчерашнего. Но к вечерней справке стоять уже не могли. Лежали. Слава Богу, нетчиков не фиксировалось. (По Корабельному Уставу ВМФ СССР — нетчик — матрос, незаконно отсутствующий на корабле — «которого нет»).

Но тут как-то вызвал Боженко к себе единоначальник тыла и огорошил его прямо с порога:

— Боженко! Ты что…(признание об интимной связи с мамой Боженко)!

Сидишь в каюте и водку, поди, хреначишь не просыхая?! (Явное оскорбление). По всему закрытому гарнизону вовсю идет ченч шило на мыло. Постельное белье, одеяла верблюжьей шерсти, сантехника — все с логотипом «Енисей», заполонили все темные подступы к пустым лавкам военторга! Любой товар — за бутылку водки! (И опять угроза развратных действий самым извращенным способом, но уже с самим Боженко)… — И как бы уже удовлетворив все свои похотливые страсти, смилостивился:

— Иди отсюда к (изнасилованной матери)! Наведи там (где?) порядок! — И совсем уж утомленно-страдальчески:

— И зачем только п… а родит таких мудаков на мою (?) бедную голову?!

— И когда только можно будет передать этот отель-бордель подводникам?!!.. — простонал начальник тыла.

Боженко мигом слинял, и бегом отправился на свой плавотель. Наводить порядок. Душу раздирала убийственная мысль:

— Какой же я дурак!!! (весьма самокритично). И все из-за неправильно поставленного воспитательного процесса! (уничижение). Я это немедленно поправлю! Только индивидуальная работа!! С каждым!!! Непрерывно!!!! Каждодневно! И круг-ло-су-точ-но!… — утвердился в мысли Боженко.

Тяжело дыша, как загнанная лошадь, он поднимался по трапу на свой плавотель. Утвердившись в каюте, отдышался, и немедленно взялся за воспитательный процесс. Вызвал к себе свою «правую руку» — боцмана. Его, конечно, не нашли. Дело двигалось к обеду, и боцман уже не рискнул бы появиться перед единоначальником до утра следующего дня. Мичманюга-боцманюга свое дело знал отменно, а еще лучше время и место встречи с начальниками всех степеней. Боженко переключился на поиски своей «левой руки» — мичмана, заведующего всем трюмно-котельным хозяйством. Сей боец совершенно четко понимал, что его время собственного вознаграждения за труды праведные наступает только после ужина. Маялся жутко, но терпел и находился по первому зову начальников. С него и началась перестройка воспитательного процесса. С ускорением.

Мичман Кочерга заявился с мордой, слегка подмакияженной машинным маслом и с замасленной тряпкой в руках. Весь вид мичмана свидетельствовал о многотрудности его забот в трюмно-котельном хозяйстве.

— Кочерга! Почему в городке появляются смесители, краны и прочее сантехническое оборудование с маркировкой нашей ПКЗ, мать вашу так и разэдак!!…

Боженко перебрал все крепкие выражения своего арсенала по поводу всей родословной Кочерги и уже принялся непосредственно за него, в самой извращенной форме, но пришлось прерваться.

В каюту ломился матрос — почтальон за увольнительной запиской для получения корреспонденции на почте городка.

— Вот увольнительная записка. С почты прямо ко мне. Со всей корреспонденцией и посылками, коли таковые будут. Понятно? Идите!

— И ты, Кочерга, иди. И думай над тем, что я тебе сказал…

Вознамерился вызвать следующего из судовой роли, но из динамиков разнеслось:

— Команде обедать!

— Фу ты, черт! Так и надорваться можно! — чертыхнулся Боженко и вскрыл сейф для предобеденного причастия.

«Перо» называется. Перед обедом. Полстакана шила сдобрил водичкой из-под крана раковины (развод по широте), чокнулся с зеркалом, благословил себя излюбленным тостом (как с братом-близнецом) и… употребил. Скоренько отправился на камбуз, чтобы снять пробу и разрешить выдачу обеда команде. Отобедал и позволил себе выполнить распорядок дня неукоснительно. С послеобеденным дремом. Обычно он себя баловал «сквознячком» (или адмиральским часом — от 1330 до 1700), но «сквознячок» был прерван в 1530 вернувшимся почтальоном. Почта состояла из писем и двух посылок для матросов Галушка. Двух близнецов гигантского роста. Почтальон поведал, что у них день рождения.

— Зови сюда Галушек!

Галушки прибыли.

— А ну, вскрывайте посылки. Нет ли от родителей чего-то запретного ко дню рождения.

Галушки подковырнули крышки посылок отверткой. В одной просматривались банки с вареньем, пересыпанные сухофруктами, в другой пластовалось сало. Тщательного досмотра Боженко не произвел. А напрасно.

— Празднуйте день рождения с салом и вареньем. Угощайте друзей. Не вздумайте организовывать выпивон. Поздравляю вас! Ступайте!…

В 22 часа Боженко организовывал экстренное промывание желудков своей команде. Сердобольные родители Галушек между пластами сала заныкали грелку с первачком, да и варенье-компоты были «стерилизованы» первачком. Спасло Галушек сотоварищи, что они не успели приступить к «десерту». Вишневое варенье с косточками, «стерилизованное» первачком, превращалось в сильнейший яд. Бойцы перелили содержимое грелки в чайник и, несмотря на смердящий дух этого пойла, употребили под сальце. К третьему тосту появились первые отказники и «банкет» переместился в гальюн. Матрос-фельдшер развел два ведра раствора с марганцовкой и заставлял пить раствор до рвоты и поноса.

Оповещенный «контрразведчиком» (одного успел «внедрить») Боженко изъял чайник с остатками зелья и подкреплял усилия матроса-фельдшера своими приказами. Участники банкета выпрастывались от «угощения» почти всю ночь, с матом и стенаниями.

Братья Галушки, сифоня из всех своих природных дыр, еще и убирали, мыли переборки и отхожие места. Довольно длительное время бойцы Боженко остерегались употреблять любое пойло, не украшенное «бескозыркой» (отечественные пробки с язычком на алкоголе). А вот остатки пойла Галушек, вылитые в раковину, натолкнули Боженко на инженерную мысль, которую он, с помощью Кочерги, успешно осуществил. Сточный трубопровод раковины в каюте Боженко украсился двухходовым клапаном с указателями — ЦГВ и ЦПВ. Когда раковина использовалась по прямому назначению, содержимое раковины стекало в ЦГВ — цистерну грязной воды. Во время «активного воспитательного процесса», клапан загодя переключался на сброс содержимого раковины в ЦПВ — цистерну питьевой воды. Цистерной питьевой воды служила пятилитровая бутыль. Нижняя часть под раковиной всегда была закрыта дверцей с внутренним мебельным замком. Идеальное гигиеническое состояние раковины поддерживалось лично самим Боженко.