Вадим Фролов - В двух шагах от войны Страница 36

- Гляди, - сказал Арся, - птичьи базары пошли.

- Это рази базары, - откликнулся сзади Колька Карбас, - это так, базаришки. Настоящие-то базары дале будут.

Через пару часов "Авангард" бросил якорь в свободно открытой морю губе метрах в двадцати от берега. Вдоль береговой кромки шла узкая каменистая полоса пляжа, кое-где желтел песок, а над этой полосой возвышались, как будто нарочно кем-то сложенные из неровных пластов черного камня двадцати-, тридцатиметровые скалы. Вообще-то, совсем черными их назвать было нельзя: они были покрыты белыми пятнами и потеками птичьего помета. И на них творилось что-то невообразимое.

Мы ахали, а Колька Карбас, стараясь перекричать птичий гам и шум крыльев, орал торжествующе:

- Вот это базар! Настоящий базарище... Гляньте-ко, сколько их тут! Мильёны!

Миллионы не миллионы, но птиц здесь было столько, что от их беспорядочного мелькания кружилась голова.

Я слышал о птичьих базарах, но то, что было на самом деле, просто нельзя себе представить, не увидев собственными глазами. Это было черт знает что... Скалы были словно присыпаны солью и перцем - черное и белое, белое и черное. Птицы на воде, птицы в воздухе, птицы... птицы, птицы! Шум от непрерывного движения крыльев был похож на шум прибоя, а гвалт, пискливый, каркающий, плачущий, стоял такой, что трудно было разговаривать, надо было кричать. Птицы носились вокруг, стремительно пикировали в море, чуть ли не задевая ванты нашего суденышка, пролетали над самой палубой, над нашими головами, так что казалось: стоит только протянуть руку, и какая-нибудь из этих сумасшедших сама влетит в нее...

А на берегу, на прибрежных камнях, стояли люди: высокий, плечистый мужчина с небольшой аккуратной бородкой вокруг обветренного, загорелого лица, рядом с ним парень лет шестнадцати - семнадцати, такой же плечистый и загорелый, - наверно, сын. За ним женщина с грудным ребенком на руках, потом девчонка - сколько лет, и не поймешь, но примерно нашего возраста, а с ней еще двое пацанов. "Ничего себе семейка, - подумал я, - и что они тут все делают только?!" Уже потом я заметил, что совсем недалеко от берега покачивается на якоре небольшой катерок, а на песчаном кусочке пляжа лежит перевернутая вверх дном лодка. Ага, наверно, это тот самый промысловик, который здесь живет и о котором говорил нам Громов. Прилучный его фамилия.

Семейка дружно помахала нам руками, а потом сразу принялась за дело. Отец со старшим сыном быстро перевернули лодку, столкнули ее в воду и на двух веслах направились к "Авангарду" - греб парень; девчонка и двое мальчишек разбрелись по берегу и начали сносить в кучу плавник - его здесь было сколько угодно: доски, горбыли, сучья и даже здоровенные бревна.

Прилучный с сыном ловко забрались к нам на борт. Вежливо поздоровались, и старший спросил, какая помощь нам требуется.

- Как же вы узнали, что мы должны прийти сюда? - удивилась Людмила Сергеевна.

- Тундровое радио, - ухмыльнулся Прилучный, - у нас новости шибко быстро разносятся. А ежели по правде, так Илья Коститиныч часа за два до вас на своей тюпалке забегал.

- Ай да Вылко - деловой человек, - сказал с уважением шкипер "Авангарда".

- Верно, - подтвердил Прилучный, - у него ежели слово дадено, что пуля стреляна.

- Ну, лады, - сказал шкипер, - надоть дело делать.

И сразу началась высадка нашего, как сказал Арся, отважного десанта. Мы работали как черти, две шлюпки с "Авангарда" и лодка Прилучного сновали взад и вперед, и уже через каких-нибудь часа полтора все наше барахло: матрасы, ящики - пустые и с продуктами, - вещмешки и чемоданчики, бочки и связки клепок, мешки с солью и с мукой, инструменты и мелкокалиберные винтовки и всякое другое снаряжение - лежало на прибрежной полосе.

"Авангард" прощально провыл сиреной, поднял якорь и отправился обратно в Кармакулы.

"Ну, вот и все, - подумал я, - вот и остались мы, как Робинзоны, на пустынном и одиноком берегу, и с нами Пятница, вернее, целых семь Пятниц Прилучных".

- Вы, товарищ комиссар, и ты, Марья, со мной айдате, - сказал Иван Иванович, - надо место для палаток присмотреть да насчет паужны* распорядиться, проголодались небось робятишки-то. А здесь Ваня с малыми моими останется. Покажет, куда вещи таскать. Да гляди, Ваня, поторапливайтесь - скоро море вздыхать зачнет. Прилив, значит, пойдет.

Иван-младший молча кивнул. В отличие от отца он был не очень-то разговорчив.

Иван Иванович-старший вместе со своей женой и Людмилой Сергеевной пошли вдоль берега.

- Однако, пока вешши таскать, - сказал Иван Иванович-младший и обернулся к сестре: - Ты, Ольга, ишшо с малыми плавник пособирай, а мы пойдем.

- Слушаюсь, товарищ командир, - смешливо сказала Ольга, и я только теперь разглядел ее как следует.

Ничего девчонка. Арся на нее загляделся, а когда и она на его посмотрела, так покраснел даже. Это Арся-то!

Захватив кто что мог, мы пошли за Ваней. Он сам сразу взвалил себе на плечи мешок с солью. С грузом по камням не больно-то попрыгаешь, и, когда Арся с ящиком за спиной попытался все-таки прыгнуть, ему это дорого обошлось - он поскользнулся и брякнулся вместе с ящиком.

К счастью, упал он на бок и на песок. Ольга звонко расхохоталась. А Иван спокойно спросил:

- Не зашибся?

- Не-е, - сказал Арся смущенно, встал с песка и начал отряхиваться. Потом попросил Славку подбросить ему ящик за спину и упрямо зашагал вперед, но скакать больше не пробовал.

- Дофорсился, - сказал Васька Баландин, - нашел перед кем.

Ольга засмеялась опять, и Иван прикрикнул строго:

- Ольга! Чего регочешь?!

Она фыркнула презрительно и принялась собирать плавник.

"Ох, нелегкая это работа - из болота тащить бегемота", - думал я каждый раз, когда с очередной поклажей, согнувшись в три погибели, тащился вверх.

Да, наверное, не один я так думал. Если в первый раз все бросились разбирать грузы с шутками, смехом, то сейчас только кряхтели да иногда поругивались сквозь зубы. Пот катился с разгоряченных лиц, мы поснимали свои ватники и пальтишки, но от этого было не легче - груз врезался в плечи и спины и даже в мягком мешке или матрасе вдруг появлялись твердые и острые углы. Мне, например, казалось, что на спине у меня вырос горб, как у хорошего верблюда.

И вся эта работа проходила под неумолчный шум прибоя и под вопли и хлопанье крыльев встревоженных нами птиц. От этой музыки заложило уши и ломило в висках. Не знаю уж, из каких сил, скорее всего только на самолюбии, но я держался...

Однако кончилась и эта адова работа, и все мы в изнеможении повалились на землю, вернее, не на землю, а на поросшие кое-где мохом и какой-то неказистой коричневой и бурой растительностью камни. Некоторые, правда, догадались вытащить из груды вещей матрасы, а я как брякнулся на плоский камень, так и не поднялся, пока не позвали ужинать. То есть не позвали, а просто принесли еду к нашему "лежбищу". А носили ее в мисках Ольга со своими братишками - старшему одиннадцать, младшему семь-восемь. Ох, что это была за уха! В жизни своей я не ел ничего вкуснее. Когда только успели приготовить?